Вілейскі маёнтак Агінскіх Ганута

Акрамя канфіскаванага маёнтка Ілья за ўдзел у паўстанні Т.Касцюшкі, у слыннага кампазітара і грамадскага дзеяча Міхала Клеафаса Агінскага быў на Вілейшчыне яшчэ адзін маёнтак – Ганута.

З 1723 года ўладальнікам Гануты стаў Казімір Коцел, староста маркаўскі. Маёнтак пазней перайшоў да яго дачкі Разаліі, жонкі Казіміра Ігнація Агінскага, старосты пшэвальскага і бабінавіцкага. Яны памерлі ў 1738 годзе без нашчадкаў, запісаўшы Гануту і Маладзечна яшчэ ў 1738 годзе брату Казіміра Тадэвушу Францішку.

Сядзіба Францішака Агінскага ў вёсцы Ганута. Малюнак Напалеона Орды.

Нарадзіўся ён 26 жніўня 1712 годаў сям’і віцебскага ваяводы Марцыяна Агінскага. Ужо ў дваццацігадовым узросце выбіраўся віцебскім дэпутатам на двухтыднёвым Варшаўскім сойме, дзе вызначыўся тым, што быў адным з тых, хто сарваў яго работу. Службовая кар’ера Тадэвуша рухалася імкліва.

З 1744 года Тадэвуш Агінскі становіцца сенатарам і кашталянам Троцкім. Шмат сродкаў і асабістага часу траціць на дабрачынныя справы, будуючы цэрквы ў сваіх уладаннях. Пасля смерці бацькі атрымаў яшчэ некалькі спадчынных маёнткаў. Залессем яго адарыла апошняя мачыха Лярская (бацька жаніўся каля пяці разоў).

У 1757 годзе кашталян прадаў свайму старэйшаму сыну Андрэю староства Ашмянскае, а малодшаму Францішаку – Пшавальскае. Сам жа разам з жонкай распачынае ў Маладзечне будаўніцтва парафіяльнага касцёла і кляштара трынітарыяў. Сюды ж Тадуліна пераносіць і сваю рэзідэнцыю.

Пасля заўчаснай смерці жонкі ў другі шлюб Тадэвуш Францішак уступае з Ядвігай Залускай, удавой Крыштафа Тышкевіча.

З новым Каралём Рэчы Паспалітай Снаніславам Аўгустам ПанятоўскімАгінскага звязвае даўняе сяброўства і цёплыя трывалыя сувязі. Тым часам, у Польшчы наступілі незадавальненні праўленнем прадстаўніка Расіі Рэпіна. На радзе сената ў верасні 1769 года было вырашана выслаць у Пецярбург пасла са скаргай на гвалт, што той тварыў, і прапановамі аб вывадзе расійскіх войск. Паслом тым меркавалася абраць літоўскага мечніка, якім быў сын Тадэвуша Андрэй. Для маладога чалавека – гэта вельмі адказная і пачэсная місія. Але візіту мечніка ў сталіцу Расіі не стала збыцца. Імператрыца з гневам успрыняла вестку аб прычынах місіі і аб’явіла, што не дапусціць Агінскага нават на парог свёй дзяржавы.

У 1770 годзе пасля смерці троцкага ваяводы на яго месца кароль назначыў Тадэвуша Агінскага. Ён ужо некаторы час стала жыў у Гануце, якая стала яго апошняй рэзідэнцыяй. Адсюль да канца свайго жыцця вёў препіску са Станіславам Аўгустам.

Агінскі вельмі непакоіўся выкананнем трактата аб падзеле Рэчы Паспалітай. Ён з болем у душы аб’язджаў землі Ашмянскага павета, назіраў за ўзніклымі там цяжкасцямі, перажываў сваю бяссільнасць і чакаў новых несуцяшальных перамен.

Памёр ваявода 25 лістапада 1783 у Гануце. Цела яго перавезлі ў Вільню і пахавалі ў склепе капліцы Божага цела, якую ён пабудаваў ля касцёла святога Яна.

Яшчэ ў 1755 годзе Тадэвуш Агінскі запрашае ў Гануту знакамітага ітльянскага архітэктара Абрахома Гену, які са савімі памочнікамі за 10 гадоў пабудаваў тут вельмі ўдалую сядзіба-паркавую рэзідэнцыю ў стылі позняга барока з выкарыстаннем форм ракако. Вясной і летам маёнтак аздаблялі экзатычныя кветкі і дрэвы. Дзве каплічкі, якія захаваліся і зараз, упрыгожвалі ўваходы на сядзібу і могілкі. У кожнай з іх былі ўстаноўлены драўляныя фігуркі Божай Маці, якія скралі каля двух дзесяткаў гадоў таму.

Патрыёт і музыкант

Пасля смерці Тадэвуша Агніскага Ганута і Маладзечна перайшлі да яго малодшага сына Францішака, літоўскага кухмітсра, а з 1814 года да пляменніка апошняга – Міхала Клеафаса.

Нарадзіўся Міхал Клеафас Агінскі 25 верасня 1765 года непадалёку ад Варшавы ў маёнтку ў сваіх бацькоў Гузаве. Гувернёрам бацькі запрасілі француза Жана Рале, які да паўналецця Міхала даў яму з дапамогай іншых настаўнікаў усебаковую адукацыю. Музыцы яго і яго сястру Юзэфу вучыў будучы кампазітар Восіп Казлоўскі.

Міхал Агінскі рана ўключыўся ў грамадскае жыццё. Ужо ў 1786 годз ён быў абраны ад троцкай шляхты дэпутатам сойма, дзе паказаў сябе вельмі перспектыўным палітыкам, стаўшы прыхільнікам караля Аўгуста Панятоўскага.

17 мая 1789 года жэніцца, уступіўшы ў шлюб з Ізабэлай Лясоцкай, дачкой цеханавецкага ваяводы Антонія Лясоцкага. Праз год маладая пара выязжае ў Гаагу, куды Агінскага прызначаюць надзвычайным паслом і паўнамоцным міністрам Рэчы Паспалітай у Галандыі.

Часоўня ў Гануце (Ручыцы), сучасны выгляд.

У 1791 годе Міхал Клеафас на час прыязджае на Беларусь, дзе ў першую чаргу наводзіць парадак у сваіх спадчынных маёнтках. Праз год у сувязі з перамогай Трагавіцкай канфедэрацыі многія яго ўладанні былі канфіскаваныя, і ён мусіў пайсці на здзелку са сваім сумленнем – прысягнуць канфедэрацыі. Прыехаўшы ў Пецярбург, сустракаецца там з вышэйнымі расійскімі саноўнікамі, у тым ліку з імператрыцай Кацярынай ІІ. 7 мая 1793 года быў афіцыўна прызначаны на пасаду вялікага літоўскага падскарбія. Летам таго ж года ў Гродне праходзіз сойм Рэчы Паспалітай, які павінен быў зацвердзіць другі яе падзел. Паседжанні сойму праходзілі пад націскам магутных суседзяў – Расіі і Прусіі. Агінскі вельмі балюча перажываў гэту падзею, усяляк стараўся пазбегнуць удзелу ў яе гістарычным вырашэнні. Але ўрэшце ён паставіў подпіс у выніковым дакуменце.

Калі паўстанне 1794 года перакінулася на Літву і Беларусь, Міхал Агінскі адмовіўся ад царскай пасады падскарбія і стаў актыўным удзельнікам нацыянальна-вызваленчай рэвалюцыі. На вайсковыя мэты ён ахвяраваў асабістыя грошы і многія рэчы, сфарміраваўшы атрад пешых стралкоў колькасцю ў 480 чалавек. Пазней арганізаваў і ўзначаліў партызанскія дыверсійныя рэйды на Міншчыну і Дынабург. Ён напісаў “Марш паўстанцаў 1794 года”, які ўзнімаў баявы дух жаўнераў у паходах.

Пасля разгрому паўстання на Беларусі і Літве, Агінскі з невялікім атрадам прарываецца ў Варшаву. Пасля апошняга бою за сталіцу Міхалу Клеафасу ўдалося ўцалець, і ён эмігруе спачатку ў Вену, дзе яго чакала жонка з дзецьмі, а затым у Венецыю.

Царскія ўлады былі зацікаўленыя ў супрацоўніцтве з Агінскім. Але нягледзечы на вялікую самоту ў сваёй душы, ён не купіўся на абяцанкі нядаўніх ворагаў. Цэлых сем гадоў Міхал Клеафас туляецца па Еўропе. Толькі ў 1801 годзе пераязджае ў Расію. Жонка з дзецьмі засталіся ў Польшчы. Паміж ёй і мужам адбыўся разлад, і яны скасавалі свой шлюб.

М.Кл. Агінскі быў прыняты імператарам Аляксандрам І. Яму былі вернутыя былыя маёнткі. Неўзабаве Міхал Клеафас ажаніўся другі раз з італьянкай Марыяй Нэры, і месцам пастаяннага савйго жыцця яны выбралі Залессе. Тым часам Аляксандр І даручае Агінскаму ў 1807 і 1809 гадах весці адказныя перамовы з Напалеонам, а затым прызначае яго сенатарам і сваім таемным дарадцам. М. Агінскі ўнікае ва ўзнікшае палітычнае становішча і выступае з прапановай адраджэння ВКЛ. Па прапанове расійскага імператара распрацаваў праект аб’яднання 8 заходніх губерняў у Вялікае герцагства Літоўскае. Гэты план так і захаваўся ў гісторыі пад назвай “План Агінскага 1811 года”.

У Айчынную вайну 1812 года ён, як большасць беларускіх дваран і шляхты, не падтрымаў Напалеона. Пазней, упэўніўшяся ў марнасці сваіх планаў, адыйшоў ад палітыкі і стаў настала жыць у Залессі. Тут нарадзілася пяцёра яго дзяцей. Сябры і прыхільнікі яго таленту не забываліся пра мужнага і паважанага далёка за межамі сваёй Радзімы чалавека. Паступова сядзіба Агінскіх, асабліва пасля рэканструкцыі, стала асяродкам гасціннасці яе гаспадароў, месцам правядзення знакамітых літаратурна-музычных вечароў. Не выпадкова Залессе называлі Паўночнымі Афінамі.

Стары настаўнік музыкі Восіп Казлоўскі, які стаў ужо кампазітарам, дапамагаў свайму былому вучню слушнымі парадамі, клапаціўся аб папулярызацыі яго твораў, выданні іх асобнымі зборнікамі. З цягам часу папулярнасць Агінскага-кампазітара расце. Ён піша паланэзы, мазуркі, вальсы і іншыя музычныя творы. Выручаныя ад продажу выпушчаных у Вільні яго зборнікаў грошы пускае на дабрачынныя мэты. Паступова вяртаецца да грамадскага жыцця краю. Быў добра знаёмы з некаторымі выкладчыкамі і студэнтамі універсітэта, ведаў пра іх тайны філарэцкі рух.

Убачыўшы новае наступленне царскай рэакцыі, арышты некаторых караўнікоў польскага “Патрыятычнага таварыства”, сярод якіх быў і даўні яго сябра пісьменнік Ян Ходзька, М. Агінскі ўлетку 1822 года пад прыкрыццём паездкі на лячэнне назаўсёды пакінуў Радзіму. Жыў у Парыжы, затым каля дзесяці гаодў у Фларэнцыі. Там і памёр 15 кастрычніка 1833 года.

Эпілог

Ганута ж засталася летняй рэзідэнцыяй кампазітара, у якой нейкі час жыў і быў упраўляючым сакратар канцэлярыі троцкага ваяводы Андрэй Ромблуд. Тут пастаянна дзейнічала карцінная галерэя, па святах з навакольных мясцін з’язджаліся знатныя госці, ладзілі балі і канцэрты. Вольны час Агінскі любіў бываць у Гануце, якая знаходўзілася ў 10 км. ад Залесся ўверх па Віліі.

Магчыма, што менавіта ў Гануце незадоўга да свайго ад’езда з Беларусі Міхал Клеафас і напісаў шчырую, шчымлівую мелодыю знакамітага паланэза “Развітанне з Радзімай”. А натхняць яго на гэта магло непаўторнае сваёй прыгажосцю наваколле са светлымі бярозавымі гаямі і сасоннікамі, перасечанымі ў розных кірунках ціхай плынню Віліі, Нарачанкі і зусім маленькай няўрымслівай Гануткі, з якімі прыходзілася развітвацца назаўсёды. Дакументальнага пацвярджэння, што гэты твор з’явіўся менавіта ў Залессі не знойдзена.

Дзякуючы гэтай вяртлявай рачулцы Ганутцы і атрымаў сваю назву паркава-архітэктурны ансамбль. Ганута, як і іншыя мясцовыа тапонімы, балцкага паходжання. Яно азначае “сцерагчы”, “пасвіць”. Тут, магчыма, праходзіла раней мяжа паміж балцкімі плямёнамі і Полацкім княствам.

Некаторы час Гануцкі маёнтак пуставаў. Пра гэта ў свой час пісаў мясцовы пісьменнік Ігнат Ходзька, наведаўшы тыя мясціны. Але пасля вяртання з Фларэнцыі жонкі М. Агінскага Марыі Нэны ў Залессе Ганута была аддадзеная пад падзел крэдыторам і адыйшла да сястры кампазітара Юзэфы, якая была замужам у другі раз за Лапацінскім. Яе сын Ян парадніўся з Ржэвуцкімі, пры якіх палац быў рэканструяваны і зноў набыў савю былую славу. Летам 1881 года побач з ім была асвечана мураваная Успенская царква, якая дзейнічае і зараз.

У 1891 годзе ў Гануце адчынена царкоўна-прыходская жаночая школа для 70 дзяўчынак. Тут дзейнічала таксама школа пісьменнасці і мясцовае двухкласнае народнае вучылышча. У 1912-1913 у ім настаўнічаў Рыгор Шырма, будучы арганізатар Дзяржаўнай акадэмічнай харавой капэлы і напродны артыст СССР. У “Археалагічнай карце Віленскай губерніі”, выдадзенай Ф. Пакроўскім у 1893 годзе ў Вільні, ёсць цікавы запіс: “Тут быў замак, пад якім захавалася сем скляпоў”. Адсюль быў, як гаварылі, падземны ход у палац. У двары замка – двухпавярховы будынак з падзямеллем, які яшчэ і да гэтага часу завецца “Лятусь-турма”. Відаць, не ўсе ранейшыя ўладальнікі Гануты былі аматарамі музыкі, мастацтва і ўсяго прыгожага.

У час Свянцянскага прарыву ў першую сусветную вайну Ганута на кароткі тэрмін апынулася ў руках немцаў, а затым надоўга заставалася ў прыфрантавой паласе рускай арміі. Палац часткова разбураны, сад і парк знішчаны.

У 20-30 гады мінулага стагоддзя сядзіба зноў стала аднаўляцца, але ў гады вялікай Айчыннай вайны была канчаткова знішчана.

Слоўнік тэрмінаў

Староста – кіраўнік адміністрацыі акругі (павета), намеснік вялікага князя (караля).

Падскарбій – захавальнік скарбу ВКЛ, выконваў фінансавыя, гаспадарчыя, судовыя і дыпламатычныя даручэнні вялікага князя і Рады ВКЛ.

Мечнік – у час вялікіх урачыстасцей нёс перад манархам аголены меч як сімвал вайсковай улады.

Кашталян – загадчык замка, меў пэўныя судовыя функцыі.

Кухмістр – загадчык прыдворнай кухні і кухараў.

Ваявода – кіраўнік мясцовай адміністрацыі ў ваяводстве.

Анатоль Рогач, краязнаўца.

Вілейка.

“Рэгіянальная газета” ад 24 студзеня 2003 года №4

Пётр Кузьмич Кравченко

Отрывки из книги «Абраннікі вечнасці» «Полонез надежды»

…1993 год. В зале коллегии МИДа принимаю посла Италии Джанлуку Бертинетто по его просьбе. После посещения Падуанского университета и  открытия там доски в честь Франциска Скорины между нами установились очень добрые и конструктивные отношения. В ходе разговора прозвучало имя Михаила Огинского – ведь последние десять лет он жил и творил в Италии. Делюсь этой мыслью с Бертинетто, и одновременно оба «зажигаемся». Вырисовываются контуры нового проекта, который роднит, сближает наши страны и народы. Чем больше рассказываю итальянскому послу о счастливой и одновременно трагичной судьбе поэта и музыканта, тем больше прихожу к убеждению, что эта идея необходима, своевременна и будет иметь большой резонанс как в Италии, так и в Беларуси. Ведь она из той категории, которая воспитывает, вдохновляет нашу молодёжь. В конце разговора с послом мы уже союзники, увлечённо обсуждаем детали, прикидываем сроки.

Дом, где жил и умер М. Огинский… Оказалось, что с выяснением этого момента у нас возникнут трудности. Однако, обо всём по порядку.

Итак, проект по увековечению памяти М. Огинского в Италии. Прошёл 1994 год, наступил 1995-й, а проект почти не продвигается – нет денег. Радует, пожалуй, лишь то, что в пластилине доска уже готова. За очень короткий срок её сделал известный скульптор Валерий Янушкевич, которого очень ценю за самозабвенную преданность творчеству, трудолюбие и жажду познания, открытия нового. С затаённым дыханием вглядываюсь в удивительно тонкое, одухотворённое лицо композитора, любуюсь изящным ракурсом его фигуры на фоне дороги, уходящей вдаль, символической маленькой фигуркой в проёме двери флорентийского дома, двери, которая остаётся открытой. В середине – чеканные, торжественные аккорды полонеза «Прощание с Родиной». Чуть ниже – стая волков, терзающих жеребёнка. Всё гармонично, прекрасно закомпоновано, трогает пронзительной грустью, негой и изяществом.

Надпись на саркофаге М. Кл. Огинского.

Самое поразительное произошло через два года, когда мы приехали во Флоренцию. Оказалось, что Валерий, который никогда не видел последнего пристанища композитора, изваял на доске дверь дома, по форме полностью соответствующей действительной.

Искренне поздравляю Валерия с очередной творческой удачей. Теперь, нам кажется, дело за малым – найти деньги, отлить доску в бронзе и установит во Флоренции. Встречи, письма, поездки и переговоры, и в конце концов земляки М. Огинского  - молодечненцы и сморгонцы – не подводят: проект профинансирован. Особые слова благодарности трудовым коллективам города Сморгони и особенно председателю горисполкома Илье Ивановичу Раку, который внёс наибольшую лепту в реализацию этого проекта.

В августе 1995 года вместе с господином Бертинетто посещаем Молодечно, Сморгонь и Залесье, на протяжении дня постигаем необыкновенное очарование «малой родины» композитора. Дворец, платина у озера, прогулка по заросшему парку, несколько минут молчания и раздумий у камня-валуна композитора – символа вечности с трогательным посвящением…

Джанлука Бертинетто и я потрясены почти трёхчасовым рассказом о М. Огинском, который с каким-то особым трепетом , волнением ведёт наш гид – директор усадьбы-музея в Залесье Сергей Иванович Веремейчик. Что только не делает этот удивительный человек, художник по образованию, музыкант по склонности души, поражающий всех своей богатой, одухотворённой натурой. Здесь и детский театр с элементами оперы, и научные изыскания в архивах, и составление генеалогического древа Огинских (первого и, насколько я понимаю, достоверного с научной точки зрения), и множество экскурсий, в каждую из которых он вкладывает весь жар своей души. Бросить столицу, приехать в Залесье и всего себя отдать детям, музыке, Огинскому – это достойно восхищения и поклонения! Будет жить наша Беларусь, если будут жить и творить с нами рядом такие удивительные люди.

Казалось, всё ясно, планы чётко определены и все трудности позади. В действительности оказалось, что они ещё и не начинались. Сформирована делегация, куплены билеты, получены визы, и вдруг выясняется, что нет подтверждения из Флоренции. Точнее – нет достоверной информации о доме, в котором прожил последние годы М. Огинский: кому он принадлежит, даст ли хозяин «добро» на установку мемориального знака.

Томительно тянутся дни. Переговоры Джанлуки Бертинетто с мэром Флоренции не дают результата: дом не известен. Не проясняет ситуацию и вмешательство нашего генерального консула в Риме Сергея Николаевича Шиловича. Не дают результата и консультации с нашими польскими музыковедами – никто не знает. И вдруг в тайниках памяти всплывает информация о полутора десятках писем, отправленных М. Огинскому из Москвы во Флоренцию. Созревает решение: запросить Государственный архив древних актов России. С помощью Александра Николаевича Михальченко – председателя комитета по делам архивов Республики Беларусь – через считанные часы у меня в руках факс, в котором сообщается, что «в фонде 12 «Дела о Польше и Литве» хранится переписка М. Огинского с разными лицами, где в письмах, адресованных ему во Флоренцию, указан следующий адрес: Флоренция, пьяцца Санта Мария Новелла, каса (дом) Мариони. Других адресов М. Огинского во Флоренции в деле не обнаружено». Посылаем эту информацию во Флоренцию – и вновь отрицательный ответ: «Установить, кто сегодня проживает в этом доме, невозможно».

Накатывает отчаяние. Поездку приходится отложить. Проходят, нет, пролетают месяц за месяцем.

И вдруг – светлая полоса. По инициативе директора Молодечненского музыкального училища имени М. Огинского Г.С. Сороко была отлита копия «Флорентийской» доски, и возникла идея установить её на здании училища. Кто его знает, состоится ли поездка в Италию, рассуждали мы, а здесь, на «малой родине» композитора, прекрасный мемориальный знак уже будет отлит.

26 ноября 1995 года открытие мемориальной доски состоялось. Она – точная копия той, которая позже будет установлена во Флоренции. В правом углу – краткая информация на итальянском языке: «В этом доме с 1823 по 1833 жил великий композитор Михал-Клеофас Огинский». В левом – тот же текст на белорусском языке и информация специально для города Молодечно: «Это копия доски, установленной во Флоренции, в качестве дара благодарной Беларуси». Смелое решение: заявлять то, что ещё не стало реальностью и при определённых условиях могло быть просто не реализовано.

К сожалению, на это мероприятие не смог приехать Джанлука Бертинетто. Уникальное совпадение. Он готовился на следующий день открыть на здании посольства в Минске доску в честь Скорины – копию той, которая была установлена в октябре 1992 года в Падуанском университете. Приятно, что эти два события в нашей культурной жизни не были обойдены вниманием в вечерней информационной программе «Панорама» в начале и в конце передачи были показаны два сюжета – один из Молодечно, другой – из Минска.

За окнами мартовская капель. На письменном столе – записка из итальянского посольства: «Срочно просим позвонить. Господин Бертинетто». Связываюсь с ним и получаю долгожданное известие – найдено свидетельство о смерти М. Огинского, где указаны улица и дом, все формальности утрясены, есть согласие хозяина дома на установление доски и приглашение мэра посетить Флоренцию.

Наступает самый важный, заключительный этап нашей истории. 30 марта 1996 года наша маленькая делегация улетает в Рим, а во второй половине дня в воскресенье, 31 марта через старинный пригород Флоренции Черозу, где расположен знаменитый средневековый монастырь, въезжаем в город.

Срезу же у отеля – привокзальная площадь. На этом месте когда-то находилось монастырское кладбище и до переноса в храм-пантеон Санта Коче покоился прах М. Огинского. Теперь здесь «суета-сует» большого итальянского города, и ничего не напоминает последнего пристанища клира и людей светского звания этого уникального города.

….И вот – долгожданный пантеон, храм Санта Коче. Замираем и вслушиваемся с слова Стендаля: «Там, направо от входа, гробница Микеланджело. Далее гробница Аьфьери работы Кановы: я сразу узнал величественную фигуру Италии. Затем я увидел гробницу Макьявелли, а против Микеланджело покоится Галилей. Какие люди! И вся Тоскана могла бы присоединить к ним Данте, Бокаччо, Петрарку. Волнения моё было так велико, что граничило с благоговением… Жизненные силы во мне иссякли, и я едва двигался, боясь упасть».

Необыкновенное волнение испытывали и мы, приближаясь к саркофагу М. Огинского, расположенному в правом крыле собора, невдалеке от алтаря. По существу, это отдельная капелла Кастеллани с тремя захоронениями. В ней справа – последнее пристанище композитора. Надгробие скромное, отнюдь не помпезное. Изваянное из белого каррарского мрамора, с бюстом М. Огинского в центре. Надпись по-латыни – дань традиции – «Князь Козельский-Огинский». Знал, был готов, но всё равно был поражён двойной родовой фамилией. Тем самым подчёркивались древность происхождения, принадлежность к княжескому роду, ведущему своё начало с XІІІ века.

...И вот наступил долгожданный день – 2 апреля 1996 года. Утром у всех приподнятое настроение. Встречаем Джанлуку Бертинетто и С.Н. Шиловича, которые прибыли из Рима. Все вместе направляемся в пантеон. Нас встречают официальные лица из мэрии. В капелле Кастеллани, где покоится прах М. Огинского, уже ждут студенты и преподаватели Флорентийской музыкальной академии в строгих чёрных костюмах, белых рубашках и блузах. Ровно в 11.00 возлагаем корзину цветов к надгробию М. Огинского. Минута молчания. В голове проносится: «Боже, как фанатично и самозабвенно любил Михаил Огинский цветы! Ведь до поздней осени Залесье утопало в цветах».

Затем – поминальный концерт из произведений Огинского и Гайдна. В заключение под сводами собора звучит полонез «Прощание с Родиной», и сотни незнакомых людей, стоя, слушают его. Полонез, который М. Огинский называл не иначе как «очень любимый», звучит возвышенно, трагично и гордо, звучит как своеобразное предупреждение людям сегодняшнего дня. Трудно передать то состояние, которое мы, земляки М. Огинского, испытываем в эту минуту. Ведь Григорий Сороко и Вячеслав Рак, входящие в состав делегации, родом из деревни Турец-Бояры, что в семи километрах от Залесья. По некоторым архивным данным, среди крестьян, живших в конце ХVIII -  начале XIX века в Залесье, очень часто встречаются люди по фамилии Рак. Среди тех, кто в начале XIX века возводил дворец в Залесье, был, на пример, Яков Рак. Не исключено, что это мог быть один из прапрадедов В.И. Рака, по семейным преданиям, игравший к тому же на скрипке. Как тесно в этом мире всё переплетается!

Спустя час начинается церемония открытия мемориальной доски в честь М. Огинского. Несколько слов говорю я, затем вице-мэр Флоренции господин Альберто Браска, Джанлука Бертинетто, С.Н. Шилович, зачитывает приветствие правительства Республики Беларусь властям города Флоренции. С особым удовольствием представляю автора доски и даю слово В. Янушкевичу. Затем вместе с вице-мэром снимаем полотнище и открываем доску. Аплодисменты, улыбки, взаимные поздравления, и всё это – под проливным дождём. Наши итальянские друзья обращают внимание на надпись в левом углу доски. Ведь она на белорусском языке. Не верится, что всё позади. Какие-то тихие, опустошённые поднимаемся на второй и третий этажи дома, осматриваем комнаты, любуемся расписным плафоном гостиной второго этажа.

…Проект, которым мы занимались три года, нашему государству не стоил ни рубля. Все деньги собрал народ. Как тут не вспомнить удивительную историю, которая произошла в XIX веке в Чехии, в Праге. Трижды горел национальный театр. И трижды чехи собирали деньги, возрождая из пепла прибежище национального духа. И когда возродили окончательно, на фронтоне театра изваяли надпись: «Народ – себе».

Смиловичи – удел семьи Огинских

Марциан Огинский (1632 – 1690 гг.) – канцлер Великого княжества Литовского (1684 г.). Участник войн против Швеции и трансильванского князя Ракочи, боёв Беларуси против московских воевод в 1660 году. Был послом на Сойм и депутатом Главного Литовского трибунала. В 17-м веке Огинский построил в Смиловичах замок, окружив его валами и бастионами, а в 1668 году – построил православную церковь Вознесения. В 1669 году он принял католичество. Марциан Огинский был участником подписания «Вечного мира с Россией» в 1686 году.

Усадьба Ваньковичей в Смиловичах

Марцибела Завиша из рода Огинских покровительствовала миссионерам и в 1767 году построила против Смиловичского дворцового комплекса костёл при монастыре, в котором хранились произведения иконописи, в том числе образ святого Винсента работы художника Семёна Чеховича. В крипте костёла велись захоронения Огинских, позже – Манюшек. При костеле было создано учебное заведение. Вид монастыря и костёла был запечатлён на рисунке художника Наполеона Орды второй половине 19-го века. Согласно акту о переходе собственности, имение от Марцибелы после её кончины в 1760 году перешло к Михаилу Казимиру Огинскому, который был сыном её брата Юзефа. Михаил Казимир Огинский (1728-1800 гг.) – великий гетман Литовский, меценат, композитор, поэт, государственный деятель Великого Княжества Литовского. Воевода Виленский (1764), гетман ВКЛ (1768). В 1754 – 1761 гг. находился во Франции, служил в армии. В 1761 году женился на Александре Чарторыйской. Жил в Петербурге, от императрицы Екатерины II получил орден Андрея Первозванного, был одним из её кандидатов на польский трон. В 1771 году перешёл на сторону Барской конфедерации, но не смог со своим войском занять Несвиж и Слуцк. В ночь на 23 сентября 1771 года его трёхтысячное войско было разбито войсками Суворова, после чего Михаил Казимир был вынужден эмигрировать, а его имения в восточной Беларуси, уже присоединённой к России были конфискованы (в том числе и имение в Смиловичах). Но вскоре, гетман получил амнистию и секвестрированные имения, и в 1775 году вернулся в Слоним, где построил несколько предприятий, типографию, создал оперный театр и капеллу. По его инициативе и на его средства был построен Огинский канал. Огинский проявил способности музыканта виртуоза. Он автор музыкальных и литературных произведений; издал «Исторические и моральные повести» (1788 г.). В 1791 году Михаил Казимир почти все свои имения передал далёкому родственнику Михаилу Клеофасу Огинскому с условием, что тот заплатит за него более восьми миллионов долга, а сам отошёл от политической деятельности. По некоторым источникам, Смиловичи (и Дукора) в 1791 году были переданы за долги двум небогатым в то время шляхтичам, которые разыграли эти владения между собой по жребию на копейку! Таки образом, волей случая, Смиловичи достались Станиславу Манюшко (в 1791 году), - бедному, но энергичному, молодому шляхтичу, бывшему арендатору, уже женатому к тому времени на красавице Еве Войнилович.

Справка: Посёлок Смиловичи расположен в 27 км от г. Минска по Могилёвскому направлению (дорога М4), в 21 км от ж.-д. станции Руденск (на линии Минск — Жлобин). В Смиловичах проживает 5200 человек (2005 г.). Работают валяльно-войлочная фабрика, кожевенный завод, механические мастерские. Действуют 2 дошкольных учреждения, 2 общеобразовательные школы, музыкальная школа, аграрный колледж, сельскохозяйственный лицей, Дом культуры, кинотеатр, больница, аптека, отделение связи. Установлены памятники : На братской могиле советских воинов; монумент в память двум тысячам жителей Смилович, расстрелянных 14 октября 1941 года во время фашистской оккупации.
Сохранился памятник дворцово-парковой архитектуры XVII — начала XX в.
С 1992 г. начала действовать Свято-Георгиевская церковь.
С 1996 г. открыта мечеть.

Осип Козловский – учитель Михала Клеофаса Огинского

КОЗЛОВСКИЙ  Осип  (Юзеф)  Антонович  (1757,  Варшава  -  11  III  1831,

Петербург)

28 апреля 1791 г. в великолепный Таврический дворец князя  Потемкина  в Петербурге съехалось более трех тысяч гостей. Знатная столичная  публика  во главе  с  самой  императрицей  Екатериной  II  собралась  здесь  по   случаю блистательной победы великого полководца А. Суворова в русско-турецкой войне - взятия крепости Измаил. Для  устройства  торжественного  празднества  были приглашены архитекторы, художники, поэты, музыканты. Знаменитый Г.  Державин писал по заказу Г. Потемкина  стихи  для  пения  на  празднике.  Известный придворный балетмейстер француз Ле Пик ставил танцы. Сочинение же  музыки  и руководство  хором  и  оркестром  поручено  было  никому  еще  не  знакомому музыканту  О.  Козловскому,  участнику  русско-турецкой  войны.  Как  скоро высочайшие посетители соизволили воссесть на приуготовленные  им  места,  то вдруг загремела голосовая и  инструментаp style=text-align: justify;льная  музыка,  из  трехсот  человек состоявшая. Огромный хор и оркестр  исполнили  «Гром  победы,  раздавайся». Полонез произвел  сильное  впечатление.  Общий  восторг  вызвали  не  только прекрасные  стихи  Державина,  но   и   торжественная,   блестящая,   полная праздничного ликования музыка, автором которой и был Осип Козловский  -  тот самый молодой офицер, поляк по национальности, прибывший в Петербург в свите самого князя Потемкина. С этого вечера имя Козловского сделалось известным в столице, а его полонез «Гром  победы,  раздавайся»  стал  на  долгое  время российским гимном. Кто же был этот талантливый композитор, обретший в России вторую родину, - автор прекрасных полонезов, песен, театральной музыки?

Козловский родился в польской дворянской семье.  История  не  сохранила сведений о первом, польском периоде его  жизни.  Неизвестно,  кто  были  его родители. Не дошли до нас имена его  первых  учителей,  давших  ему  хорошую профессиональную школу. Практическая  деятельность  Козловского  началась  в Варшавском костеле Св. Яна, где молодой музыкант служил органистом и певчим. В 1773 г. он был приглашен  учителем  музыки  к  детям  польского  дипломата Анджея Огинского. (Его ученик Михал  Клеофас  Огинский  стал  впоследствии известным композитором.) В 1786  г.  Козловский  вступил  в  русскую  армию. Молодой офицер  был  замечен  князем  Потемкиным.  Пленительная  наружность, талант, приятный голос Козловского привлекали всех окружающих. В то время на службе у Потемкина находился известный  итальянский  композитор  Дж.  Сарти, организатор любимых князем музыкальных развлечений. В них принимал участие и Козловский, исполняя свои песни и полонезы. После смерти Потемкина он  нашел нового покровителя  в  лице  петербургского  мецената  графа  Л.  Нарышкина, большого любителя искусств. В его доме на Мойке Козловский прожил  несколько лет. Здесь постоянно бывали столичные знаменитости: поэты Г. Державин  и  Н. Львов, музыканты И. Прач  и  В.  Трутовский  (первые  составители  сборников русских народных песен), Сарти, скрипач И. Хандошкин и многие другие.

Увы! - вот тот чертог,

Где зодчества, убранства вкус

Ввели всех зрителей в восторг

И где под сладким пеньем муз

Козловского пленяли звуки! -

писал, вспоминая о музыкальных вечерах у Нарышкина,  поэт  Державин.  В 1796 г. Козловский вышел в отставку, и с этого времени музыка становится его основной профессией. Он уже  широко  известен  в  Петербурге.  Его  полонезы гремят на придворных балах; повсюду распевают его российские  песни (так назывались тогда романсы на стихи  русских  поэтов).  Многие  из  них,  как, например,  "Я  птичкой  быть  желаю", "Прежестокая  судьбина",  "Пчелка" (ст. Державина), пользовались особенной популярностью. Козловский явился одним и создателей русского романса (современники  называли  его  творителем  нового рода российских песен). Знал эти песни и М. Глинка. В  1823  г.,  приехав  в Новоспасское, он научил свою младшую сестренку Людмилу  модной  в  то  время песенке Козловского «Пчелка златая, что ты жужжишь» ...Его очень  забавляло, как я это пела_... - вспоминала впоследствии Л. Шестакова. В 1798 г. Козловский создал монументальное хоровое сочинение - Реквием, который  25  февраля  прозвучал  в  Петербургской  католической  церкви   на церемонии погребения польского короля Станислава Августа Понятовского. В 1799 г. Козловский получил должность инспектора, а затем, с 1803 г. - директора музыки императорских театров. Знакомство с артистической средой, русскими  драматургами  побудило  его  обратиться  к  сочинению  театральной музыки. Его привлекал возвышенный стиль русской трагедии, царившей на  сцене в начале XIX в. Здесь он мог проявить свое драматическое  дарование.  Музыка Козловского, полная мужественного пафоса, усиливала строй чувств трагических героев. Важная роль в трагедиях принадлежала оркестру.  Чисто  симфонические номера (увертюры, антракты) наряду с хорами составляли  основу  музыкального сопровождения. Козловский создал музыку к героико-чувствительным трагедиям В. Озерова («Эдип в Афинах»  и  «Фингал»),  Я.  Княжнина  («Владисан»),  А. Шаховского («Дебора») и А. Грузинцева («Эдип царь»), к трагедии французского драматурга Ж. Расина (в  русском  переводе  П.  Катенина)  «Эсфирь». Лучшим произведением Козловского в этом жанре явилась  музыка  к  трагедии  Озерова «Фингал». И драматург и композитор  во  многом  предвосхитили  в  ней  жанры будущей  романтической  драмы. Суровый   колорит   средневековья,  образы древнешотландского  эпоса  (в  основу  трагедии  положен  сюжет   из   песен легендарного  кельтского  барда  Оссиана  о  храбром  воине  Фингале)   ярко воплощены  Козловским  в  разнообразных  музыкальных  эпизодах  -  увертюре, антрактах, хорах, балетных сценах,  мелодраме.  Премьера  трагедии  «Фингал» состоялась 8 декабря 1805  г.  в  петербургском  Большом  театре.  Спектакль покорил зрителей роскошью постановки, превосходными стихами Озерова.  В  нем играли лучшие трагические актеры.

Служба Козловского в императорских театрах  продолжалась  до  1819  г., когда пораженный тяжелой болезнью композитор вынужден был выйти  на  пенсию. Еще в 1815 г. наряду с Д. Бортнянским и другими  крупными  музыкантами  того времени Козловский  стал  почетным  членом  петербургского  Филармонического общества. О последних годах жизни  музыканта  сохранились  скупые  сведения. Известно, что в 1822-23 гг. он с дочерью посетил Польшу, однако остаться там не пожелал: Петербург давно уже стал для  него  родным  городом.  С  именем Козловского соединяется  множество  воспоминаний,  сладостных  для  русского сердца, - писал автор некролога в  «Санкт-петербургских  ведомостях». Звуки сочиненной Козловским музыки  раздавались  некогда  в  чертогах  царских,  в палатах вельмож и в домах среднего состояния. Кто не знает,  кто  не  слыхал славного полонеза с  хором:  "Гром  победы,  раздавайся"...  Кто  не  помнит полонеза,  сочиненного  Козловским   на   торжество   коронации   императора Александра Павловича "Росскими летит стрелами  на  златых  крылах  молва"... Целое поколение пело и ныне поют многие песни Козловского, сочиненные им  на слова Ю. Нелединского-Мелецкого. Не имея соперников кроме графа Огинского, в сочинениях полонезов и народных  мелодий,  Козловский  заслужил  одобрение знатоков и высшими композициями. ...Осип Антонович  Козловский  был  человек добрый, тихий, постоянный в дружеских связях, и оставил после  себя  хорошую память. Имя его займет почетное место  в  истории  русской  музыки.  Русских композиторов вообще очень мало, а О. А. Козловский стоит в первом ряду между ними. /А. Соколова/

Популярный справочник «Творческие портреты композиторов».М., "Музыка", 1990. OCR Бычков М.Н. mailto: Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

Якуб Ясінскі – паплечнік Міхала Клеафаса Агінскага ў паўстанні

Урывак з твора Андрэа Шпунта «Я Бацькаўшчыны не перажыву..." ("Наша Ніва").

Нарадзiўся Ясiнскi 24 лiпеня ў 1759 годзе, цi на два гады пазьней.

У 12 гадоў Якуба аддаюць ў Кадэцкi корпус у Варшаве (цi, як ён яшчэ называўся, у Рыцарскую школу). Да гэтага часу хлопчык ужо ведаў лацiну, нямецкую i францускую мовы.

Стан армii быў такiм жа, як стан дзяржавы. Гусарскiя харугвы, напрыклад, гонар Рэчы Паспалiтай, яе элiтарная цяжкая кавалерыя, што наводзiла жах на ворагаў, ужо ня несьлi вайсковае службы, а толькi ўдзельнiчалi ў парадах, урачыстасьцях ды пахавальных працэсiях — «пахавальныя жаўнеры», як звалi iх сучасьнiкi. Перад Станiславам-Аўгустам востра стаяла пытаньне аб стварэньнi новага войска. Афiцэраў было зашмат, а сэнсу нiякага. Новыя вайсковыя кадры — фундамэнт пры будаўнiцтве новае Рэчы Паспалiтай. У 1765 г., нягледзячы на стагнацыю i розныя перашкоды, кароль адкрывае Рыцарскую школу. Празь некаторы час Станiслаў-Аўгуст з гонарам казаў, што лепшае вайсковае ўстановы больш нiдзе не iснуе.

Якуб Ясінскі – паплечнік Міхала Клеафаса Агінскага ў паўстанніі

У 12 гадоў Якуба аддаюць ў Кадэцкi корпус у Варшаве (цi, як ён яшчэ называўся, у Рыцарскую школу). Да гэтага часу хлопчык ужо ведаў лацiну, нямецкую i францускую мовы.

Стан армii быў такiм жа, як стан дзяржавы. Гусарскiя харугвы, напрыклад, гонар Рэчы Паспалiтай, яе элiтарная цяжкая кавалерыя, што наводзiла жах на ворагаў, ужо ня несьлi вайсковае службы, а толькi ўдзельнiчалi ў парадах, урачыстасьцях ды пахавальных працэсiях — «пахавальныя жаўнеры», як звалi iх сучасьнiкi. Перад Станiславам-Аўгустам востра стаяла пытаньне аб стварэньнi новага войска. Афiцэраў было зашмат, а сэнсу нiякага. Новыя вайсковыя кадры — фундамэнт пры будаўнiцтве новае Рэчы Паспалiтай. У 1765 г., нягледзячы на стагнацыю i розныя перашкоды, кароль адкрывае Рыцарскую школу. Празь некаторы час Станiслаў-Аўгуст з гонарам казаў, што лепшае вайсковае ўстановы больш нiдзе не iснуе.

Рапарты сьведчаць аб здольнасьцях Ясiнскага. Ня маючы схiльнасьцi да сыстэматычнае працы, ён больш спадзяваўся на сваю памяць, а калi i браўся за пяро, дык для таго, каб пiсаць вершы. Якая там вучоба! За сьценамi Корпуса кiпела жыцьцё! Людзi цягнулiся ў Варшаву ня толькi з краю, але i з-за мяжы. Правiнцыя глядзела на сталiцу Кароны з захапленьнем i абурэньнем адначасова. А гядзець было на што: мноства крамаў, тракцiры адчыненыя далёка за поўнач.

У 1783 г. Якуб прыняты ў лiк афiцэраў Корпуса ў званьнi падбрыгадзiра. Нарэшце, можна з галавой акунуцца ў сьвецкае жыцьцё! Пасьля Вялiкага Паста цэлы год быў адным суцэльным карнавалам — званыя абеды, асамблеi, пiкнiкi, вячэры, вiно, дамы, карты... Ясiнскi стаў гульцом вышэйшае клясы i садзiўся за зялёны столiк з самымi вялiкiмi шулерамi свайго часу.

Перакананьнi маладога чалавека фармуюцца пад уплывам Русо. Iдэi гэтага фiлёзафа эпохi Асьветы аказвалi моцнае ўзьдзеяньне на чалавека зь няпэўнымi поглядамi, Русо быў вельмi папулярны сярод эўрапейскае моладзi. Пройдзе дзесяць гадоў, i вучнi Жан-Жака ўсталююць у Францыi крывавую дыктатуру ў iмя высокiх iдэалаў Свабоды, Роўнасьцi i Братэрства. На фармаваньне поглядаў Ясiнскага аказаў уплыў i шчэжэцкi стараста Пётра Патоцкi — патрыёт i працiўнiк Расеi. Праз Патоцкага Якуб уваходзiць у патрыятычныя сфэры Варшавы.

Кар’ера iдзе ўгору. Па пратэкцыi генэрала артылерыi ВКЛ кн. Сапегi Станiслаў-Аўгуст прызначае Ясiнскага, у той час ужо падпалкоўнiка, i капiтана iнжынэрыi Мiхала Сакальнiцкага ў кiраўнiцтва створанага ў 1780 г. у Вiльнi Корпуса артылерыi i ваеннае iнжынэрыi, а ў пачатку 1789 г. iм жа даручае арганiзацыю Корпуса iнжынэраў ВКЛ. Пад’ём вайсковае справы праходзiў у рэчышчы пастановаў 4-гадовага Сойму 1788-1792 г., склiканага з iнiцыятывы патрыятычнае партыi на чале з Гуга Калантаем, Станiславам Сташыцам ды iншымi.

Пасьля травеньскiх урачыстасьцяў 1791 г. Ясiнскага накiроўваюць для рэвiзii работ на будаўнiцтва канала Мухавец-Пiна, цi т.зв. Каралеўскага канала. 13 студзеня 1792 г. Станiслаў-Аўгуст прысуджае яму званьне палкоўнiка iнжынэрыi ВКЛ. Пакуль Якуб мiрна працуе на канале, абстаноўка ў краiне накаляецца з кожным днём. Частка шляхты, убачыўшы ў рэформах наступ на свае правы, стварае ў 1792 г. у Тарговiцы Канфэдэрацыю. Расея пiльна сочыць за тым, што адбываецца ў Рэчы Паспалiтай i ўвесь час умешаваецца ў яе ўнутраныя справы. Праз год пасьля прыняцьця Канстытуцыi 3 траўня правадыры Тарговiцы прыяжджаюць у С.-Пецярбург i дамаўляюцца аб падтрымцы расейскiх войскаў. Расейскi генэрал Мiхаiл Крачэтнiкаў выкарыстоўвае штучны повад («Расея доўга цярпела крыўды ад Сойму») i 22 траўня 1792 г. на чале 32-х тысячнае армii парушае межы Вялiкага Княства. Агрэсарам супрацьстаяла каля 15 тысячаў лiтоўскага войска, патрыятычных, але недасьведчаных i дрэнна забясьпечаных жаўнераў. Пачалася вайна.

Расейцы бяруць адзiн горад за адным, да iх далучаецца Прусiя, — краiна ў коле ворагаў. Вакол здрада i анархiя, — на працягу месяца наша войска знаходзiцца пад кiраўнiцтвам камандзiраў, якiя зьмяняюць адзiн аднога. Ясiнскi з горыччу вымушаны прызнаць, што бяда ня ў тым, што iнжынэрны корпус, на чале якога ён стаiць, разам з артылерыяй можа выставiць толькi каля тысячы байцоў, а ў тым, што бракуе часу, каб зрабiць з гэтае тысячы добрых афiцэраў, кожны зь якiх павёў бы ў бой дзясяткi, сотнi жаўнераў.

Праз тры тыднi з пачатку агрэсii Якуб удзельнiчае ў бiтве пад Мiрам. Як сьведчыць Сулкоўскi, ён са сваiмi пехацiнцамi паказваў цуды гераiзму, вытрымлiваючы на працягу 45 хвiлiнаў шквальны агонь варожае артылерыi, у той час, як лiтоўскiя 3-фунтовыя снарады не даляталi i да паўшляху. Бiтву прайгралi. Ясiнскi з Сакальнiцкiм яшчэ вераць, што нешта можна зрабiць, i праводзяць вялiкую працу па ўмацаваньнi важнага стратэгiчнага аб’екта — Нясьвiжа. Войска ВКЛ магло ганарыцца такiмi афiцэрамi, але... Расейскi генэрал Ферзэн бярэ Нясьвiж без адзiнага стрэлу. Сакальнiцкi ўспамiнаў: «З таго ўсяго, што зрабiў, нiчога не было выкарыстана; i толькi маскалi скарысталiся маёй працай [...]. Гэта вобраз нашае вайны».

Пасьля Нясьвiжу Ясiнскi ўмацоўвае Берасьце, пад якiм пасьля мiрскай бiтвы стаяла войска. 23 чэрвеня каля гэтага гораду адбылася бiтва — самая значная за ўсю кампанiю 1792 г. Плян ваенных дзеяньняў, распрацаваны Ясiнскiм, зьявiўся новым этапам у разьвiцьцi ваеннага мастацтва ў Рэчы Паспалiтай. У iм прапаноўвалася пасьлядоўнае правядзеньне баёў дзеля стрымліваньня, з выкарыстаньнем мясцовых забудоваў i стараннае артпадрыхтоўкi. Генэрал Мiхал Забела пiсаў, што Якуб злучаў у сабе веды ваеннага мастацтва з адвагаю i руплiвасьцю. За бiтву пад Берасьцем Ясiнскi быў узнагароджаны Залатым крыжом «Вiртуцi Мiлiтары».

На жаль, вынiк ужо нiчога не вырашаў. Станiслаў-Аўгуст пакорлiва далучаецца да т.зв. Генэральнае Канфэдэрацыi, створанае пад пратэктаратам Кацярыны II, i 26 лiпеня аддае загад абодвум войскам Кароны i Княства скласьцi зброю. Кропку паставiў ганебны Сойм у Гораднi, якi ўхвалiў у пачатку 1793 г. II падзел Рэчы Паспалiтай. На караля балюча глядзець — мiжволi бачыцца падабенства зь Людовiкам XVI. У такiх умовах афiцэрства, «не жадаючы бачыць сваёй ганьбы», выходзiць з армii. Выйшлi ўсе лепшыя афiцэры. Як пiсаў Сулкоўскi: «Засталiся адны абмежаваныя абываталi». Але сярод тых, хто падаў у адстаўку, мы ня бачым палкоўнiка Ясiнскага. Якуб лiчыў, што дзеля будучынi, дзеля падтрыманьня баяздольнасьцi войска лепш застацца. Маральную падтрымку аказаў яму ў гэтым Тадэвуш Касьцюшка. У студзенi 1793 г. Ясiнскi вяртаецца ў Вiльню i працуе над узнаўленьнем корпуса iнжынэраў.

Захоплены прыкладам французаў, ён становiцца самым радыкальным сярод патрыётаў i ўпэўнены, што ганьбу, якую столькi гадоў зносiць Бацькаўшчына, змые толькi кроў. Патрэбная рашучасьць i бязьлiтаснасьць. Аднойчы Якуб нават выказаў думку, што краiну нельга выратаваць, калi ня высекчы ўсю шляхту. На такi змрочны жарт яго штурхала скрайняе раздражненьне, бо ён добра бачыў, да чаго давяла краiну шляхта ў сваёй упартасьцi i вузкасьцi поглядаў.

З восенi пачынае адчувацца неспакойнае бражэньне. Уся Рэч Паспалiтая паступова пакрываецца сеткай кансьпiратыўных арганiзацыяў. Многiя разумелi, што выбух непазьбежны. Касьцюшка едзе ў Парыж, дзе беспасьпяхова iмкнецца атрымаць дапамогу французаў. Ясiнскi становiцца душой кансьпiрацыi ў Вiльнi. Каб не было падазрэньняў, ён прымае маску чалавека, ляяльнага да акупантаў, i водзiць знаёмства зь людзьмi, якiя прадалi Бацькаўшчыну. За лепшае месца для падпольнага штабу Ясiнскi палiчыў картачны салён свайго ад’ютанта i злога генiя Iгнацiя Хадкевiча. (Дарэчы, гульня ў карты iстотна дапамагала ў папаўненьнi касы. Вось, напрыклад, дзеячы руху Дуклан Ахоцкi i капiтан Качаноўскi ўзялi са сьцiплай касы каля 2-х тыс. злотых, а празь некаторы час, паезьдзiўшы па краiне, пагуляўшы, папiўшы, вярнулi назад 15 тыс. дукатаў, а гэта 53 кг золата!)

Калi выдавалася вольная хвiлiна, Ясiнскi пiша вершы. Праўда, ён цьвяроза ацэньвае свае здольнасьцi: «Пiшу тое, што хачу, i аб тым, што мяне цiкавiць, пахвалы не шукаю...»

Ясiнскi iрвецца ў бой, i хоча пачаць выступленьне ў дзень 19 лiстапада — гадавiну, калi Францыя вырашыла дапамагаць усiм прыгнечаным нацыям. Не хапала вытрымкi, верх брала жаданьне пакрасавацца перад усiмi ў парадным мундзiры на белым канi з шабляй нагала. Ён быццам не заўважае непадрыхтаванасьцi i дрэннае забясьпечанасьцi войскаў. Але хада падзеяў падштурхоўвалася i зь iншага боку. У пачатку 1794 г. да акупантаў пачалi даходзiць зьвесткi пра кансьпiрацыю. Людзей сталi падвяргаць рэпрэсiям толькi праз адно падазрэньне. З пачаткам арыштаў у Лiтве ўлады даведалiся i пра Ясiнскага. Гетман Касакоўскi i камандзiр вiленскай залогi генэрал Арсеньнеў, мабыць, нямала зьдзiвiлiся, калi зразумелi, з кiм пiлi каву i рэзалiся ў карты. Якуба своечасова папярэджваюць, i ён хаваецца на Антокалi, адкуль едзе пад Вiльню ў Вiлькамiрскi павет, дзе стаяць верныя яму рэгiмэнты. Каб ня кiдацца ў вочы расейцам, Ясiнскi вымушаны зьмянiць блiскучы мундзiр на сялянскую вопратку.

Нарэшце кансьпiратары вырашаюць, што час больш не працуе на iх. Пачынаць, вядома, трэба было зь Вiльнi. Кiтовiч ва «Ўспамiнах» сьведчыць, што ў Ясiнскага было 240 жаўнераў супраць 900 расейскiх, а паводле Карзона 380 жаўнераў ўзялi ў палон 1012 расейцаў — у любым выпадку бачная перавага ворага.

Вiльня. Ноч з 22 на 23 сакавiка 1794 г., цiшыню парушае гарматны стрэл — сыгнал да паўстаньня. Перамагчы ў адкрытым баi ворага, якi толькi ў людзях меў васьмiразовую перавагу, мог толькi Напалеон цi гетман Хадкевiч, таму Якуб спадзяецца на раптоўнасьць i рашучасьць. Залога, узятая зьнянацку, амаль не аказала супрацiву. Былi чутныя толькi рэдкiя стрэлы... Ясiнскi на сiвым канi паказаўся перад расейцамi. Сваiм выглядам ён нагадваў Сьв. Юрыя. Нi ў каго не паднялася рука стрэлiць у яго... Ранiцай Вiльня сустрэла Волю.

На другi дзень законная ўлада на чале зь Ясiнскiм абвясьцiла «Унiвэрсал да ваяводзтваў i паветаў ВКЛ», у якiм паведамлялася аб выкананьнi доўгу мужнымi войскамi палкоўнiка Ясiнскага i вызваленьнi краiны ад ворагаў. У Кароне бачылi адрозьненьнi «Унiвэрсалу» ад свайго «Акту паўстаньня». Асяродзьдзе Касьцюшкi асьцерагаецца лiтоўскага сэпаратызму. Падазронасьць палякаў, жаданьне цалкам падпарадкаваць нашыя абшары i безразьдзельна дамiнаваць у лiтоўскiх справах прынесла шмат шкоды патрыятычнаму руху. У сваю чаргу Вялiкае Княства нiколi не адмаўлялася дзейнiчаць з Каронай рука ў руку дзеля ўсеагульнае волi, ды яшчэ i прызнала вярхоўнае кiраўнiцтва паўстаньнем у асобе Касьцюшкi.

25 красавiка ў Вiльнi адбываецца пакараньне сьмерцю гетмана Касакоўскага за нацыянальную здраду. Галоўным iнiцыятарам пакараньня быў Ясiнскi. Гэтая падзея не спрыяла росту ягонага аўтарытэту ў вачах шляхты; для шляхты Якуб заставаўся занадта радыкальным. Па прыкладу францускiх рэвалюцыянэраў, наш палкоўнiк быў прыхiльнiкам усiх саслоўяў.

Некаторы час Ясiнскi валодае ў Княстве дыктатарскiмi паўнамоцтвамi. 4 траўня абываталi Лiтвы ўбачылi адозву: «Зьнiшчайце здраднiкаў i забойцаў i не чакайце нiякага правасудзьдзя, якое часта спазьняецца. Цi мы, цi яны». Эгацэнтрызм Ясiнскага пашыраў шыхты неспрыяльнiкаў. Для многiх ён — «лiтоўскi сэпаратыст i якабiнец».

Касьцюшка ўзводзiць Ясiнскага ў генэрал-лейтэнанты, але не ад шчырага сэрца, а таму, што асьцерагаецца прэтэнзiяў на вярхоўную ўладу. У «Праклямацыi», выпушчанай iм, падкрэсьлiваецца, што генэралы Ясiнскi, Грабоўскi i Хлявiнскi, якiя дзейнiчаюць у Лiтве, — усяго толькi камандзiры аддзелаў ягонага войска.

Супрацiўныя бакi робяць няўдалыя спробы затушыць паўстаньне. 10 траўня прускi генэрал Фафрат на чале 11 тыс. жаўнераў парушыў межы Рэчы Паспалiтай. Фафрат быў служакам старой школы, i яго дзеяньнi зусiм не грунтавалiся на рэальных абставiнах, здавалася, што ён ваяваў не з жывымi людзьмi, а з васковымi постацямi. I ў расейцаў адбылiся перамены. Замест Iгельстрома, якi ўцёк з пачаткам выбуху, вярхоўным галоўнакамандуючым рэскрыптам ад 22 чэрвеня прызначылi 60-гадовага князя Мiкалая Рапнiна, — таксама, у пэўным сэнсе, знаходку для паўстанцаў. Старога князя ўжо не турбавала славалюбства, ён жадаў толькi супакою i цiшынi, але ў сiлу канцылярскiх хiтраспляценьняў выбар паў чамусьцi менавiта на яго. Як i трэба было чакаць, пачатак дзейнасьцi Рапнiна адзначыўся незвычайнай асьцярожнасьцю i адсутнасьцю якога-колечы пляну.

Ясiнскi тым часам пакiдае адмiнiстратыўную працу ў Вiльнi i бярэцца за шаблю. Першая бiтва, у якой ён удзельнiчае — пад Немянчынам, скончылася паразай лiцьвiноў, пад Палянамi —таксама. А тут яшчэ пачынаюцца непаразуменьнi з паплечнiкамi. Старэйшых афiцэраў раздражняла неабходнасьць падпарадкоўвацца маладому выскачку. Хлявiнскi, напрыклад, паказваў яўную несубардынацыю. Касьцюшка паставiў кропку прызначэньнем генэрала Вяльгорскага галоўным камэндантам войскаў ВКЛ. Памяркоўныя былi вельмi задаволеныя — больш шыбенiц ставiць ня будуць.

Якуб засыпае новага кiраўнiка рапартамi, проста ўмольваючы яго ўмацоўваць сталiцу, i ў спазоры такiх абставiнаў высылаць партызанскiя атрады за расейскi кардон. Замест гэтага Вяльгорскi загадаў вывесьцi войскi зь Вiльнi ў Лiдзкi павет, а сам напiсаў расейскаму генэралу Кнорынгу, прапануючы здаць горад. Не падазраваючы, што такое творыцца зусiм побач, Ясiнскi чакае галоўнага камэнданта ў лягеры пад Соламi, куды той i не зьбiраецца ехаць. Прамарнаваўшы шмат часу, Якуб, у якога было каля 4 тыс. жаўнераў, вырашыў атакаваць два расейскiя корпусы — Зубава i Бэнiгсэна (каля 5 тыс. чалавек i 16 гарматаў). Бiтва, што адбылася пад Соламi — адна з найбольш крывапралiтных пад час паўстаньня 1794 г.

Пазьней Ясiнскага будуць называць афiцэрам-тэарэтыкам, якi ня меў войска. На жаль, збольшага так i адбывалася, але перад намi не кабiнэтны стратэг пруска-аўстрыйскага ўзору. Празь пяць гадзiн бою усё, як казаў Напалеон, вырашыў «сьвежы» батальён, ды не батальён, а некалькi палкоў, што падыходзiлi да расейцаў. Жаўнеры Ясiнскага адступiлi з годнасьцю i ў баявым парадку. Пад час адступленьня загiнуў брат Якуба Юзаф, капiтан стралкоў.

Прайграныя бiтвы, сьмерць брата, непаразуменьнi з кiраўнiцтвам руху заганяюць Ясiнскага ў дэпрэсiю. Пэсымiзм робiць зь яго чалавека, абыякавага да свайго i чужога жыцьця. Касьцюшка, мабыць, адчуваючы, што не заўсёды быў справядлiвы зь «лiтоўскiм сэпаратыстам», пасьля доўгiх угавораў схiляе яго да прыняцьця камандаваньня на жмудзкай мяжы й наднарвянскага фронту. Дзейнiчаць прыходзiлася ў вельмi цяжкiх умовах. Вораг напiраў з усiх бакоў, да таго ж Якуб дрэнна ведаў мясцовасьць. Для папаўненьня сваiх шыхтоў ён едзе ў Берасьце, адкуль накiроўваецца да Бельску, каб сабраць рэшткi лiтоўскае армii i ўдарыць па Прусii. Па дарозе, у другой палове жнiўня, да яго даходзiць вестка, якая канчаткова перакрэсьлiла ўсялякiя надзеi на перамогу. Пала Вiльня.

Якуб Ясiнскi пiша лiст да расейскага камэнданта гораду. «Даведаўся, што пан камэндант загадаў разрабаваць мой дом. Няхай ён запытае сваiх афiцэраў, цi абыходзiлiся ў нас зь iмi такiм чынам? Маю гонар упэўнiць Вас, што безь бiблiятэкi, мэблi i экiпажаў можна быць вельмi шчасьлiвымi, ня будучы рабом...» У тыя ж днi, убачыўшы проста фатальную сытуацыю ў Гораднi, Якуб гаворыць ад’ютантам: «Я Бацькаўшчыны не перажыву, калi лёс ня дасьць мне загiнуць у бiтве, зьвярнуся да гэтых прыяцеляў», — i паказаў на пiсталеты. Пагарда да сьмерцi кiдала яго ў самыя гушчары бiтваў, а Якуб быў нiбыта замоўлены ад куляў. Касьцюшка, каб неяк узьняць настрой Ясiнскага, сэпаратызму якога цяперака асьцерагацца не было сэнсу, па прыбыцьцi ў Горадню ўзнагароджвае генэрала пярсьцёнкам з надпiсам: «Бацькаўшчына свайму абаронцу» i прызначае камандзiрам адной зь лiтоўскiх дывiзiяў, даручыўшы наднарвянскую дывiзiю Юрыю Грабоўскаму.

Расея, нарэшце атрымаўшы гарантыi захаваньня мiру з боку Турэччыны, вырашае адным моцным ударам пакончыць з Рэччу Паспалiтай. Выклiкалi графа Суворава-Рымнiцкага, адно iмя якога, як казаў Румянцаў, запужае многiя тысячы. Сувораў рухаўся паскораным маршам; у верасьнi-кастрычнiку ён наносiць першыя паразы нашым войскам пры Крупчыцах, пад Берасьцем, Кабылкай... Касьцюшка разумеў, што, змагаючыся з Фэрзэнам i Суворавым па-адным, у яго больш шанцаў. 10 кастрычнiка ён сутыкаецца з Фэрзэнам пад Мацяёвiцамi. Вораг меў падвойную перавагу ў людзях i патройную ў артылерыi. Пад час бiтвы цяжка паранены Начальнiк трапляе ў палон...

Якуб прыбыў у Варшаву празь дзесяць дзён пасьля мацяёвiцкае трагедыi i папрасiў Тамаша Ваўжэцкага, абранага на месца Касьцюшкi, аб пасадзе ў Празе. Ён спалiў масты. Мяркуюць, што нiбыта ў гэты момант Ясiнскi прапанаваў зьнiшчыць караля i ўсiх палонных, каб спалiць масты i для астатнiх.

Прага атрымлiвала ўдар першай, бо павiнна была служыць шчытом, што прыкрывае Варшаву з поўдня, адкуль iшоў Сувораў. А за сьпiнаю — Вiсла, i адзiны мост, што злучае прадмесьце з горадам. Умацаваньнi рабiлi палонныя, бо народ ужо нi ў што ня верыў. Генэрал Юзаф Заёнчак, адказны за абарону Прагi, таксама ня меў нiякiх надзеяў. Ён лiчыў, што каб паспрабаваць выстаяць, патрэбна хаця б 45 тыс. жаўнераў, а ў наяўнасьцi толькi 15 тыс. Войска Суворава, разам з прусакамi — 38 тыс. i 86 гарматаў. Прусакi сьцьвярджалi, што войскi Рэчы Паспалiтай налiчвалi 35 тыс. Паводле Заёнчака, усё войска РП налiчвала тады 22 тыс. жаўнераў.

Ясiнскаму даручылi абараняць левае крыло — Таргувэк. У ягоным распараджэньнi толькi 4 тыс. жаўнераў 5-га i 7-га лiтоўскiх рэгiмэнтаў, ды яшчэ пара-другая соцень габрайскае лёгкае кавалерыi Ясялевiча.

3 лiстапада расейцы праводзяць артпадрыхтоўку. Наступнай ранiцай а 5-й гадзiне пачаўся штурм. На пазыцыi Ясiнскага быў абрынуты ўдар 4-х з 7-мi калёнаў сувораўскага войска. Прыкладна праз палову гадзiны вораг зламаў лiнiю абароны i хлынуў за ўмацаваньнi Таргуўка. Пачалася панiка. Цывiльныя i войскi кiнулiся да маста. Улады не было, — Заёнчака паранiла ў жывот у самым пачатку штурма. Толькi вакол Ясiнскага згрудзiлiся рэшткi жаўнераў, якiм заставалася прыгожа загiнуць, засланяючы сваiмi целамi адыход апошнiх абаронцаў Бацькаўшчыны.

Якуб не палохаўся сьмерцi, а нiбыта забаўляўся зь ёю. Стоячы на ўвесь рост у прамозглай вiльгацi восеньскае ранiцы i блакiтных клубах парахавога дыму, ён рабiў зь сябе жывую мiшэнь, але кулi ня бралi яго да таго моманту, пакуль з карабiна, што падаваў яму ад’ютант, не было пакладзена некалькi дзясяткаў ворагаў.

Потым настала Вечнасьць...

Аляксандар Сувораў пад час крывавае оргii ў прадмесьцi цынiчна заяўляе прускаму генэралу Швэрыну: «Я тут з маiм войскам, увенчаны ляўрамi перамогi». У С.-Пецярбургу таксама ўзрадавалiся гэтай ганебнай перамозе, амытай крывёю многiх тысячаў бязьвiнных людзей. Жаўнеры атрымалi срэбныя i бронзавыя мэдалi з манаграмай Кацярыны II i надпiсам: «За труды и храбрость при взятии Праги 24 октября 1794 г.», для афiцэраў — пазалочаныя i бронзавыя крыжы з тым жа надпiсам. Хацелi i ўласна для Суворава адлiць мэдаль, але ўсяму бывае мера. Цэсарэвiч Павал Пятровiч рашуча запрацiвiўся, кажучы, што гэта было ня «действие военное, а единственно заклание жидов».

Праз два гады Павал Пятровiч, стаўшы Паўлам I, i робячы ўсё насуперак сваёй ненавiснай мацi, адпускае на волю Касьцюшку i 17 тысячаў палонных — ацалелых удзельнiкаў апошняга акту трагедыi Рэчы Паспалiтай.

Андрэй Шпунт

Рапарты сьведчаць аб здольнасьцях Ясiнскага. Ня маючы схiльнасьцi да сыстэматычнае працы, ён больш спадзяваўся на сваю памяць, а калi i браўся за пяро, дык для таго, каб пiсаць вершы. Якая там вучоба! За сьценамi Корпуса кiпела жыцьцё! Людзi цягнулiся ў Варшаву ня толькi з краю, але i з-за мяжы. Правiнцыя глядзела на сталiцу Кароны з захапленьнем i абурэньнем адначасова. А гядзець было на што: мноства крамаў, тракцiры адчыненыя далёка за поўнач.

У 1783 г. Якуб прыняты ў лiк афiцэраў Корпуса ў званьнi падбрыгадзiра. Нарэшце, можна з галавой акунуцца ў сьвецкае жыцьцё! Пасьля Вялiкага Паста цэлы год быў адным суцэльным карнавалам — званыя абеды, асамблеi, пiкнiкi, вячэры, вiно, дамы, карты... Ясiнскi стаў гульцом вышэйшае клясы i садзiўся за зялёны столiк з самымi вялiкiмi шулерамi свайго часу.

Перакананьнi маладога чалавека фармуюцца пад уплывам Русо. Iдэi гэтага фiлёзафа эпохi Асьветы аказвалi моцнае ўзьдзеяньне на чалавека зь няпэўнымi поглядамi, Русо быў вельмi папулярны сярод эўрапейскае моладзi. Пройдзе дзесяць гадоў, i вучнi Жан-Жака ўсталююць у Францыi крывавую дыктатуру ў iмя высокiх iдэалаў Свабоды, Роўнасьцi i Братэрства. На фармаваньне поглядаў Ясiнскага аказаў уплыў i шчэжэцкi стараста Пётра Патоцкi — патрыёт i працiўнiк Расеi. Праз Патоцкага Якуб уваходзiць у патрыятычныя сфэры Варшавы.

Кар’ера iдзе ўгору. Па пратэкцыi генэрала артылерыi ВКЛ кн. Сапегi Станiслаў-Аўгуст прызначае Ясiнскага, у той час ужо падпалкоўнiка, i капiтана iнжынэрыi Мiхала Сакальнiцкага ў кiраўнiцтва створанага ў 1780 г. у Вiльнi Корпуса артылерыi i ваеннае iнжынэрыi, а ў пачатку 1789 г. iм жа даручае арганiзацыю Корпуса iнжынэраў ВКЛ. Пад’ём вайсковае справы праходзiў у рэчышчы пастановаў 4-гадовага Сойму 1788-1792 г., склiканага з iнiцыятывы патрыятычнае партыi на чале з Гуга Калантаем, Станiславам Сташыцам ды iншымi.

Пасьля травеньскiх урачыстасьцяў 1791 г. Ясiнскага накiроўваюць для рэвiзii работ на будаўнiцтва канала Мухавец-Пiна, цi т.зв. Каралеўскага канала. 13 студзеня 1792 г. Станiслаў-Аўгуст прысуджае яму званьне палкоўнiка iнжынэрыi ВКЛ. Пакуль Якуб мiрна працуе на канале, абстаноўка ў краiне накаляецца з кожным днём. Частка шляхты, убачыўшы ў рэформах наступ на свае правы, стварае ў 1792 г. у Тарговiцы Канфэдэрацыю. Расея пiльна сочыць за тым, што адбываецца ў Рэчы Паспалiтай i ўвесь час умешаваецца ў яе ўнутраныя справы. Праз год пасьля прыняцьця Канстытуцыi 3 траўня правадыры Тарговiцы прыяжджаюць у С.-Пецярбург i дамаўляюцца аб падтрымцы расейскiх войскаў. Расейскi генэрал Мiхаiл Крачэтнiкаў выкарыстоўвае штучны повад («Расея доўга цярпела крыўды ад Сойму») i 22 траўня 1792 г. на чале 32-х тысячнае армii парушае межы Вялiкага Княства. Агрэсарам супрацьстаяла каля 15 тысячаў лiтоўскага войска, патрыятычных, але недасьведчаных i дрэнна забясьпечаных жаўнераў. Пачалася вайна.

Расейцы бяруць адзiн горад за адным, да iх далучаецца Прусiя, — краiна ў коле ворагаў. Вакол здрада i анархiя, — на працягу месяца наша войска знаходзiцца пад кiраўнiцтвам камандзiраў, якiя зьмяняюць адзiн аднога. Ясiнскi з горыччу вымушаны прызнаць, што бяда ня ў тым, што iнжынэрны корпус, на чале якога ён стаiць, разам з артылерыяй можа выставiць толькi каля тысячы байцоў, а ў тым, што бракуе часу, каб зрабiць з гэтае тысячы добрых афiцэраў, кожны зь якiх павёў бы ў бой дзясяткi, сотнi жаўнераў.

Праз тры тыднi з пачатку агрэсii Якуб удзельнiчае ў бiтве пад Мiрам. Як сьведчыць Сулкоўскi, ён са сваiмi пехацiнцамi паказваў цуды гераiзму, вытрымлiваючы на працягу 45 хвiлiнаў шквальны агонь варожае артылерыi, у text-align: justify;той час, як лiтоўскiя 3-фунтовыя снарады не даляталi i да паўшляху. Бiтву прайгралi. Ясiнскi з Сакальнiцкiм яшчэ вераць, што нешта можна зрабiць, i праводзяць вялiкую працу па ўмацаваньнi важнага стратэгiчнага аб’екта — Нясьвiжа. Войска ВКЛ магло ганарыцца такiмi афiцэрамi, але... Расейскi генэрал Ферзэн бярэ Нясьвiж без адзiнага стрэлу. Сакальнiцкi ўспамiнаў: «З таго ўсяго, што зрабiў, нiчога не было выкарыстана; i толькi маскалi скарысталiся маёй працай [...]. Гэта вобраз нашае вайны».

Пасьля Нясьвiжу Ясiнскi ўмацоўвае Берасьце, пад якiм пасьля мiрскай бiтвы стаяла войска. 23 чэрвеня каля гэтага гораду адбылася бiтва — самая значная за ўсю кампанiю 1792 г. Плян ваенных дзеяньняў, распрацаваны Ясiнскiм, зьявiўся новым этапам у разьвiцьцi ваеннага мастацтва ў Рэчы Паспалiтай. У iм прапаноўвалася пасьлядоўнае правядзеньне баёў дзеля стрымліваньня, з выкарыстаньнем мясцовых забудоваў i стараннае артпадрыхтоўкi. Генэрал Мiхал Забела пiсаў, што Якуб злучаў у сабе веды ваеннага мастацтва з адвагаю i руплiвасьцю. За бiтву пад Берасьцем Ясiнскi быў узнагароджаны Залатым крыжом «Вiртуцi Мiлiтары».

На жаль, вынiк ужо нiчога не вырашаў. Станiслаў-Аўгуст пакорлiва далучаецца да т.зв. Генэральнае Канфэдэрацыi, створанае пад пратэктаратам Кацярыны II, i 26 лiпеня аддае загад абодвум войскам Кароны i Княства скласьцi зброю. Кропку паставiў ганебны Сойм у Гораднi, якi ўхвалiў у пачатку 1793 г. II падзел Рэчы Паспалiтай. На караля балюча глядзець — мiжволi бачыцца падабенства зь Людовiкам XVI. У такiх умовах афiцэрства, «не жадаючы бачыць сваёй ганьбы», выходзiць з армii. Выйшлi ўсе лепшыя афiцэры. Як пiсаў Сулкоўскi: «Засталiся адны абмежаваныя абываталi». Але сярод тых, хто падаў у адстаўку, мы ня бачым палкоўнiка Ясiнскага. Якуб лiчыў, што дзеля будучынi, дзеля падтрыманьня баяздольнасьцi войска лепш застацца. Маральную падтрымку аказаў яму ў гэтым Тадэвуш Касьцюшка. У студзенi 1793 г. Ясiнскi вяртаецца ў Вiльню i працуе над узнаўленьнем корпуса iнжынэраў.

Захоплены прыкладам французаў, ён становiцца самым радыкальным сярод патрыётаў i ўпэўнены, што ганьбу, якую столькi гадоў зносiць Бацькаўшчына, змые толькi кроў. Патрэбная рашучасьць i бязьлiтаснасьць. Аднойчы Якуб нават выказаў думку, што краiну нельга выратаваць, калi ня высекчы ўсю шляхту. На такi змрочны жарт яго штурхала скрайняе раздражненьне, бо ён добра бачыў, да чаго давяла краiну шляхта ў сваёй упартасьцi i вузкасьцi поглядаў.

З восенi пачынае адчувацца неспакойнае бражэньне. Уся Рэч Паспалiтая паступова пакрываецца сеткай кансьпiратыўных арганiзацыяў. Многiя разумелi, што выбух непазьбежны. Касьцюшка едзе ў Парыж, дзе беспасьпяхова iмкнецца атрымаць дапамогу французаў. Ясiнскi становiцца душой кансьпiрацыi ў Вiльнi. Каб не было падазрэньняў, ён прымае маску чалавека, ляяльнага да акупантаў, i водзiць знаёмства зь людзьмi, якiя прадалi Бацькаўшчыну. За лепшае месца для падпольнага штабу Ясiнскi палiчыў картачны салён свайго ад’ютанта i злога генiя Iгнацiя Хадкевiча. (Дарэчы, гульня ў карты iстотна дапамагала ў папаўненьнi касы. Вось, напрыклад, дзеячы руху Дуклан Ахоцкi i капiтан Качаноўскi ўзялi са сьцiплай касы каля 2-х тыс. злотых, а празь некаторы час, паезьдзiўшы па краiне, пагуляўшы, папiўшы, вярнулi назад 15 тыс. дукатаў, а гэта 53 кг золата!)

Калi выдавалася вольная хвiлiна, Ясiнскi пiша вершы. Праўда, ён цьвяроза ацэньвае свае здольнасьцi: «Пiшу тое, што хачу, i аб тым, што мяне цiкавiць, пахвалы не шукаю...»

Ясiнскi iрвецца ў бой, i хоча пачаць выступленьне ў дзень 19 лiстапада — гадавiну, калi Францыя вырашыла дапамагаць усiм прыгнечаным нацыям. Не хапала вытрымкi, верх брала жаданьне пакрасавацца перад усiмi ў парадным мундзiры на белым канi з шабляй нагала. Ён быццам не заўважае непадрыхтаванасьцi i дрэннае забясьпечанасьцi войскаў. Але хада падзеяў падштурхоўвалася i зь iншага боку. У пачатку 1794 г. да акупантаў пачалi даходзiць зьвесткi пра кансьпiрацыю. Людзей сталi падвяргаць рэпрэсiям толькi праз адно падазрэньне. З пачаткам арыштаў у Лiтве ўлады даведалiся i пра Ясiнскага. Гетман Касакоўскi i камандзiр вiленскай залогi генэрал Арсеньнеў, мабыць, нямала зьдзiвiлiся, калi зразумелi, з кiм пiлi каву i рэзалiся ў карты. Якуба своечасова папярэджваюць, i ён хаваецца на Антокалi, адкуль едзе пад Вiльню ў Вiлькамiрскi павет, дзе стаяць верныя яму рэгiмэнты. Каб ня кiдацца ў вочы расейцам, Ясiнскi вымушаны зьмянiць блiскучы мундзiр на сялянскую вопратку.

Нарэшце кансьпiратары вырашаюць, што час больш не працуе на iх. Пачынаць, вядома, трэба было зь Вiльнi. Кiтовiч ва «Ўспамiнах» сьведчыць, што ў Ясiнскага было 240 жаўнераў супраць 900 расейскiх, а паводле Карзона 380 жаўнераў ўзялi ў палон 1012 расейцаў — у любым выпадку бачная перавага ворага.

Вiльня. Ноч з 22 на 23 сакавiка 1794 г., цiшыню парушае гарматны стрэл — сыгнал да паўстаньня. Перамагчы ў адкрытым баi ворага, якi толькi ў людзях меў васьмiразовую перавагу, мог толькi Напалеон цi гетман Хадкевiч, таму Якуб спадзяецца на раптоўнасьць i рашучасьць. Залога, узятая зьнянацку, амаль не аказала супрацiву. Былi чутныя толькi рэдкiя стрэлы... Ясiнскi на сiвым канi паказаўся перад расейцамi. Сваiм выглядам ён нагадваў Сьв. Юрыя. Нi ў каго не паднялася рука стрэлiць у яго... Ранiцай Вiльня сустрэла Волю.

На другi дзень законная ўлада на чале зь Ясiнскiм абвясьцiла «Унiвэрсал да ваяводзтваў i паветаў ВКЛ», у якiм паведамлялася аб выкананьнi доўгу мужнымi войскамi палкоўнiка Ясiнскага i вызваленьнi краiны ад ворагаў. У Кароне бачылi адрозьненьнi «Унiвэрсалу» ад свайго «Акту паўстаньня». Асяродзьдзе Касьцюшкi асьцерагаецца лiтоўскага сэпаратызму. Падазронасьць палякаў, жаданьне цалкам падпарадкаваць нашыя абшары i безразьдзельна дамiнаваць у лiтоўскiх справах прынесла шмат шкоды патрыятычнаму руху. У сваю чаргу Вялiкае Княства нiколi не адмаўлялася дзейнiчаць з Каронай рука ў руку дзеля ўсеагульнае волi, ды яшчэ i прызнала вярхоўнае кiраўнiцтва паўстаньнем у асобе Касьцюшкi.

25 красавiка ў Вiльнi адбываецца пакараньне сьмерцю гетмана Касакоўскага за нацыянальную здраду. Галоўным iнiцыятарам пакараньня быў Ясiнскi. Гэтая падзея не спрыяла росту ягонага аўтарытэту ў вачах шляхты; для шляхты Якуб заставаўся занадта радыкальным. Па прыкладу францускiх рэвалюцыянэраў, наш палкоўнiк быў прыхiльнiкам усiх саслоўяў.

Некаторы час Ясiнскi валодае ў Княстве дыктатарскiмi паўнамоцтвамi. 4 траўня абываталi Лiтвы ўбачылi адозву: «Зьнiшчайце здраднiкаў i забойцаў i не чакайце нiякага правасудзьдзя, якое часта спазьняецца. Цi мы, цi яны». Эгацэнтрызм Ясiнскага пашыраў шыхты неспрыяльнiкаў. Для многiх ён — «лiтоўскi сэпаратыст i якабiнец».

Касьцюшка ўзводзiць Ясiнскага ў генэрал-лейтэнанты, але не ад шчырага сэрца, а таму, што асьцерагаецца прэтэнзiяў на вярхоўную ўладу. У «Праклямацыi», выпушчанай iм, падкрэсьлiваецца, што генэралы Ясiнскi, Грабоўскi i Хлявiнскi, якiя дзейнiчаюць у Лiтве, — усяго толькi камандзiры аддзелаў ягонага войска.

Супрацiўныя бакi робяць няўдалыя спробы затушыць паўстаньне. 10 траўня прускi генэрал Фафрат на чале 11 тыс. жаўнераў парушыў межы Рэчы Паспалiтай. Фафрат быў служакам старой школы, i яго дзеяньнi зусiм не грунтавалiся на рэальных абставiнах, здавалася, што ён ваяваў не з жывымi людзьмi, а з васковымi постацямi. I ў расейцаў адбылiся перамены. Замест Iгельстрома, якi ўцёк з пачаткам выбуху, вярхоўным галоўнакамандуючым рэскрыптам ад 22 чэрвеня прызначылi 60-гадовага князя Мiкалая Рапнiна, — таксама, у пэўным сэнсе, знаходку для паўстанцаў. Старога князя ўжо не турбавала славалюбства, ён жадаў толькi супакою i цiшынi, але ў сiлу канцылярскiх хiтраспляценьняў выбар паў чамусьцi менавiта на яго. Як i трэба было чакаць, пачатак дзейнасьцi Рапнiна адзначыўся незвычайнай асьцярожнасьцю i адсутнасьцю якога-колечы пляну.

Ясiнскi тым часам пакiдае адмiнiстратыўную працу ў Вiльнi i бярэцца за шаблю. Першая бiтва, у якой ён удзельнiчае — пад Немянчынам, скончылася паразай лiцьвiноў, пад Палянамi —таксама. А тут яшчэ пачынаюцца непаразуменьнi з паплечнiкамi. Старэйшых афiцэраў раздражняла неабходнасьць падпарадкоўвацца маладому выскачку. Хлявiнскi, напрыклад, паказваў яўную несубардынацыю. Касьцюшка паставiў кропку прызначэньнем генэрала Вяльгорскага галоўным камэндантам войскаў ВКЛ. Памяркоўныя былi вельмi задаволеныя — больш шыбенiц ставiць ня будуць.

Якуб засыпае новага кiраўнiка рапартамi, проста ўмольваючы яго ўмацоўваць сталiцу, i ў спазоры такiх абставiнаў высылаць партызанскiя атрады за расейскi кардон. Замест гэтага Вяльгорскi загадаў вывесьцi войскi зь Вiльнi ў Лiдзкi павет, а сам напiсаў расейскаму генэралу Кнорынгу, прапануючы здаць горад. Не падазраваючы, што такое творыцца зусiм побач, Ясiнскi чакае галоўнага камэнданта ў лягеры пад Соламi, куды той i не зьбiраецца ехаць. Прамарнаваўшы шмат часу, Якуб, у якога было каля 4 тыс. жаўнераў, вырашыў атакаваць два расейскiя корпусы — Зубава i Бэнiгсэна (каля 5 тыс. чалавек i 16 гарматаў). Бiтва, што адбылася пад Соламi — адна з найбольш крывапралiтных пад час паўстаньня 1794 г.

Пазьней Ясiнскага будуць называць афiцэрам-тэарэтыкам, якi ня меў войска. На жаль, збольшага так i адбывалася, але перад намi не кабiнэтны стратэг пруска-аўстрыйскага ўзору. Празь пяць гадзiн бою усё, як казаў Напалеон, вырашыў «сьвежы» батальён, ды не батальён, а некалькi палкоў, што падыходзiлi да расейцаў. Жаўнеры Ясiнскага адступiлi з годнасьцю i ў баявым парадку. Пад час адступленьня загiнуў брат Якуба Юзаф, капiтан стралкоў.

Прайграныя бiтвы, сьмерць брата, непаразуменьнi з кiраўнiцтвам руху заганяюць Ясiнскага ў дэпрэсiю. Пэсымiзм робiць зь яго чалавека, абыякавага да свайго i чужога жыцьця. Касьцюшка, мабыць, адчуваючы, што не заўсёды быў справядлiвы зь «лiтоўскiм сэпаратыстам», пасьля доўгiх угавораў схiляе яго да прыняцьця камандаваньня на жмудзкай мяжы й наднарвянскага фронту. Дзейнiчаць прыходзiлася ў вельмi цяжкiх умовах. Вораг напiраў з усiх бакоў, да таго ж Якуб дрэнна ведаў мясцовасьць. Для папаўненьня сваiх шыхтоў ён едзе ў Берасьце, адкуль накiроўваецца да Бельску, каб сабраць рэшткi лiтоўскае армii i ўдарыць па Прусii. Па дарозе, у другой палове жнiўня, да яго даходзiць вестка, якая канчаткова перакрэсьлiла ўсялякiя надзеi на перамогу. Пала Вiльня.

Якуб Ясiнскi пiша лiст да расейскага камэнданта гораду. «Даведаўся, што пан камэндант загадаў разрабаваць мой дом. Няхай ён запытае сваiх афiцэраў, цi абыходзiлiся ў нас зь iмi такiм чынам? Маю гонар упэўнiць Вас, што безь бiблiятэкi, мэблi i экiпажаў можна быць вельмi шчасьлiвымi, ня будучы рабом...» У тыя ж днi, убачыўшы проста фатальную сытуацыю ў Гораднi, Якуб гаворыць ад’ютантам: «Я Бацькаўшчыны не перажыву, калi лёс ня дасьць мне загiнуць у бiтве, зьвярнуся да гэтых прыяцеляў», — i паказаў на пiсталеты. Пагарда да сьмерцi кiдала яго ў самыя гушчары бiтваў, а Якуб быў нiбыта замоўлены ад куляў. Касьцюшка, каб неяк узьняць настрой Ясiнскага, сэпаратызму якога цяперака асьцерагацца не было сэнсу, па прыбыцьцi ў Горадню ўзнагароджвае генэрала пярсьцёнкам з надпiсам: «Бацькаўшчына свайму абаронцу» i прызначае камандзiрам адной зь лiтоўскiх дывiзiяў, даручыўшы наднарвянскую дывiзiю Юрыю Грабоўскаму.

Расея, нарэшце атрымаўшы гарантыi захаваньня мiру з боку Турэччыны, вырашае адным моцным ударам пакончыць з Рэччу Паспалiтай. Выклiкалi графа Суворава-Рымнiцкага, адно iмя якога, як казаў Румянцаў, запужае многiя тысячы. Сувораў рухаўся паскораным маршам; у верасьнi-кастрычнiку ён наносiць першыя паразы нашым войскам пры Крупчыцах, пад Берасьцем, Кабылкай... Касьцюшка разумеў, што, змагаючыся з Фэрзэнам i Суворавым па-адным, у яго больш шанцаў. 10 кастрычнiка ён сутыкаецца з Фэрзэнам пад Мацяёвiцамi. Вораг меў падвойную перавагу ў людзях i патройную ў артылерыi. Пад час бiтвы цяжка паранены Начальнiк трапляе ў палон...

Якуб прыбыў у Варшаву празь дзесяць дзён пасьля мацяёвiцкае трагедыi i папрасiў Тамаша Ваўжэцкага, абранага на месца Касьцюшкi, аб пасадзе ў Празе. Ён спалiў масты. Мяркуюць, што нiбыта ў гэты момант Ясiнскi прапанаваў зьнiшчыць караля i ўсiх палонных, каб спалiць масты i для астатнiх.

Прага атрымлiвала ўдар першай, бо павiнна была служыць шчытом, што прыкрывае Варшаву з поўдня, адкуль iшоў Сувораў. А за сьпiнаю — Вiсла, i адзiны мост, што злучае прадмесьце з горадам. Умацаваньнi рабiлi палонныя, бо народ ужо нi ў што ня верыў. Генэрал Юзаф Заёнчак, адказны за абарону Прагi, таксама ня меў нiякiх надзеяў. Ён лiчыў, што каб паспрабаваць выстаяць, патрэбна хаця б 45 тыс. жаўнераў, а ў наяўнасьцi толькi 15 тыс. Войска Суворава, разам з прусакамi — 38 тыс. i 86 гарматаў. Прусакi сьцьвярджалi, што войскi Рэчы Паспалiтай налiчвалi 35 тыс. Паводле Заёнчака, усё войска РП налiчвала тады 22 тыс. жаўнераў.

Ясiнскаму даручылi абараняць левае крыло — Таргувэк. У ягоным распараджэньнi толькi 4 тыс. жаўнераў 5-га i 7-га лiтоўскiх рэгiмэнтаў, ды яшчэ пара-другая соцень габрайскае лёгкае кавалерыi Ясялевiча.

3 лiстапада расейцы праводзяць артпадрыхтоўку. Наступнай ранiцай а 5-й гадзiне пачаўся штурм. На пазыцыi Ясiнскага быў абрынуты ўдар 4-х з 7-мi калёнаў сувораўскага войска. Прыкладна праз палову гадзiны вораг зламаў лiнiю абароны i хлынуў за ўмацаваньнi Таргуўка. Пачалася панiка. Цывiльныя i войскi кiнулiся да маста. Улады не было, — Заёнчака паранiла ў жывот у самым пачатку штурма. Толькi вакол Ясiнскага згрудзiлiся рэшткi жаўнераў, якiм заставалася прыгожа загiнуць, засланяючы сваiмi целамi адыход апошнiх абаронцаў Бацькаўшчыны.

Якуб не палохаўся сьмерцi, а нiбыта забаўляўся зь ёю. Стоячы на ўвесь рост у прамозглай вiльгацi восеньскае ранiцы i блакiтных клубах парахавога дыму, ён рабiў зь сябе жывую мiшэнь, але кулi ня бралi яго да таго моманту, пакуль з карабiна, што падаваў яму ад’ютант, не было пакладзена некалькi дзясяткаў ворагаў.

Потым настала Вечнасьць...

Аляксандар Сувораў пад час крывавае оргii ў прадмесьцi цынiчна заяўляе прускаму генэралу Швэрыну: «Я тут з маiм войскам, увенчаны ляўрамi перамогi». У С.-Пецярбургу таксама ўзрадавалiся гэтай ганебнай перамозе, амытай крывёю многiх тысячаў бязьвiнных людзей. Жаўнеры атрымалi срэбныя i бронзавыя мэдалi з манаграмай Кацярыны II i надпiсам: «За труды и храбрость при взятии Праги 24 октября 1794 г.», для афiцэраў — пазалочаныя i бронзавыя крыжы з тым жа надпiсам. Хацелi i ўласна для Суворава адлiць мэдаль, але ўсяму бывае мера. Цэсарэвiч Павал Пятровiч рашуча запрацiвiўся, кажучы, што гэта было ня «действие военное, а единственно заклание жидов».

Праз два гады Павал Пятровiч, стаўшы Паўлам I, i робячы ўсё насуперак сваёй ненавiснай мацi, адпускае на волю Касьцюшку i 17 тысячаў палонных — ацалелых удзельнiкаў апошняга акту трагедыi Рэчы Паспалiтай.

Андрэй Шпунт

Напалеон Орда – мастак, які маляваў сядзібы, звязаныя з Агінскімі.

Напалеон Орда нарадзіўся 11 лютага 1807 г. у маёнтку Варацэвічы, што стаяў на ўскраіне вёскі з такой жа назвай непадалёку ад Пінска (на жаль, сёння ад фальварка, якім Орды валодалі з ХVІІІ ст., нічога не засталося).

Бацька Напалеона Орды Міхал (ён рана памёр) быў маршалкам Кобрынскага павета, а па спецыяльнасці – інжынерам-фартыфікатарам (будаваў дарогі і каналы на Палессі). Маці – Юзафіна (дачка пінскага мечніка і гарадскога суддзі Мацея Бутрымовіча) – была таленавітай піяністкай. Мяркуючы па даволі рэдкім імені сына, бацькі не толькі захапляліся французскім імператарам, але і звязвалі з яго асобай спадзяванні на адраджэнне былой Рэчы Паспалітай. У пэўнай ступені гэта імя вяло Напалеона Орду па жыцці амаль ад самага яго пачатку: будучы студэнтам фізіка-матэматычнага факультэта Віленскага універсітэта, ён апынуўся сярод удзельнікаў тайнага студэнцкага таварыства "Заране", за што ў 1827 г., на ІV курсе, быў выключаны з універсітэта і арыштаваны.

У 1830 г. Напалеон Орда служыў салдатам у расейскай коннай гвардыі Літоўскага корпуса, а калі выбухнула паўстанне, стаў у шэрагі паўстанцаў. За асабістую мужнасць ён атрымаў самую высокую ўзнагароду – Залаты Крыж "Virtuti Militari" (Воінская доблесць), але як афіцэр (у корпусе Гераніма Рамарыны яму далі званне капітана), што здрадзіў прысязе расейскаму прастолу, быў прыгавораны да пакарання смерцю і таму мусіў уцякаць за мяжу. Амаль год ён блукаў па Еўропе, пакуль у верасні 1833 г. трапіў са Швейцарыі ў Парыж (з пашпартам на чужое імя, як слуга свайго сябра Цітуса Плонскага). На шчасце, Напалеона Орду пазнаёмілі з графам Людвікам Платэрам, які меў добрыя стасункі з уладамі і паспрыяў уцекачу атрымаць статус эмігранта.

У Парыжы Напалеон Орда, які ў маленстве вучыўся музыцы, пазнаёміўся з Фрэдэрыкам Шапэнам, і той хутка стаў не толькі яго настаўнікам у музыцы, але і сябрам. Па парадзе Ф. Шапэна ў 1833 г. Орда выдаў свае творы для фартэпіяна (паланэзы, вальсы, мазуркі, серэнады), ухваленыя Ф.Шапэнам і Ф.Лістам, а таксама рамансы і песні на словы Стэфана Вітніцкага і Адама Плуга (Антона Пяткевіча). У 1838 г. Н. Орда апублікаваў "Альбом твораў польскіх кампазітараў", даход ад выдання якога ахвяраваў бедным суайчыннікам. Цікава, што ў Парыжы наш слынны зямляк два гады быў нават дырэктарам славутага тэатра Італьянскай оперы (так беларускі Напалеон заваёўваў Францыю). Пасля дырэктарства ён займаўся выкладаннем музыкі і кампазітарствам. У тагачасным Парыжы жылі Адам Міцкевіч, Анарэ дэ Бальзак і Стэндаль, Фрэдэрык Шапэн, Ферэнц Ліст, Джаакіна Расіні, Джузепэ Вэрдзі, Шарль Гуно, Гектар Берліёз, а таксама Паліна Віардо і Іван Тургенеў. Яны прынялі Орду ў сваё асяроддзе. У мастацкай студыі П'ера Жэрара ён вучыўся жывапісу і разьбе.

У 1843 г. Напалеон Орда ўзяў шлюб з францужанкай Ірэнай Бугле.

Нягледзячы на спрыяльную для жыцця і творчасці атмасферу найцудоўнейшага з гарадоў свету, Орда сумаваў па родных мясцінах і, як толькі ў 1856 г. расейскі імператар абвясціў эмігрантам амністыю, вярнуўся ў Варацэвічы, пакінуўшы ў Парыжы жонку і сына Вітольда. Перад вяртаннем Орда мусіў даць клятву на вернасць імператару.

На радзіме яго чакалі цяжкія выпрабаванні. Маёнтак быў канфіскаваны: пасля паўстання 1830–1831 гг. улады ўзнялі пытанне аб "отобрании имения у преступника ІІ разряда". Маці Напалеона Орды доўга змагалася за сваю маёмасць. Акрамя "мяцежнага" сына ў яе былі яшчэ чатыры дачкі, якія мелі права на частку маёнтка. Справу вёў спачатку гродзенскі, потым кобрынскі суд, а далей – Сенат. Мясцовыя ўлады нават намагаліся дапамагчы Юзафіне Ордзе. Кобрынскі павятовы прадвадзіцель дваранства так характарызаваў сям'ю Ордаў перад высокімі ўладамі: "Что же касается поведения и благонадежности сей помещицы и сына ея Напалеона, последний, знакомый мне еще с молодых лет, поведения очень хорошего и совершенно благонадежен. Г-жа же Юзефина Орда по высокому воспитанию и врожденным чувствам нежности, кротости и тихости нрава, будучи всегда примерною матерью, достойною госпожою и истинною христианкою сими отличающими ее нравственными качествами приобрела всеобщее почитание".

Аднак хадайніцтва не дапамагло, і ў 1859 г. пасля смерці Юзафіны маёнтак быў перададзены ў дзяржаўны скарб, а Напалеон Орда атрымаў рэшту ацэначнай сумы за маёмасць – 5790 рублёў 50 капеек срэбрам. На базе маёнтка ўлады зрабілі тры фермы, і Гродзенская палата дзяржаўнай маёмасці дазволіла Напалеону Орду ўзяць іх у арэнду. Ён планаваў арганізаваць даволі цікавую гаспадарку: "...я принялся за улучшение хозяйства, для чего переделал и перестроил в тех фермах все экономические строения, закупил молотильные машины и прочие земледельческие орудия; для осушения полей и болот выкопал рвов до 4656 саженей и для унавоживания полей содержу скота 670 штук и овец испанских 1000 штук. Это все сделано мною без содержания казны".

Гэта было апошняе, што ўдалося зрабіць у маёнтку.

У 1863 г. зноў выбухнула паўстанне. Дакладна невядома, ці браў Орда ў ім ўдзел, але яго абвінавацілі ў садзейнічанні арганізацыі паўстання (накіраванні сялянаў у "шайку мяцежнікаў"), незаконным хаванні зброі і папераў "абуральнага зместу". У 1866 г. улады арыштавалі 60-гадовага Орду, зняволіўшы яго ў кобрынскай турме. Да абвінавачвання далучылі нават тое, што сын Орды Вітольд-Эдуард-Генрых служыў у французскай арміі (згадаем, што ён быў грамадзянінам Францыі і ніяк не мог парушыць воінскіх законаў Расіі). У 1867 г. ваенна-палявы суд прыгаварыў Орду да высылкі ў аддаленыя губерні Расіі. Жонка Орды Ірэна пісала розныя прашэнні. Справа дайшла да ўмяшальніцтва пасла Францыі. Вырак перагледзелі і скасавалі. 30 мая 1867 г. Напалеон Орда даў падпіску, што будзе бязвыезна жыць у сваякоў у маёнтку Моладава Кобрынскага павета (яго сястра Гартэнзія Скірмунт выйшла замуж за ўладальніка гэтай сядзібы). Маёнтак у Варацэвічах быў страчаны назаўсёды. Яго выява засталася ў малюнках гаспадара, а апісанне – у інвентарах і судовых справах...

З 60-х гадоў Напалеон Орда пачаў шмат маляваць. Немагчыма падлічыць тыя вёрсты, што ён праехаў і прайшоў з планшэтам па дарогах Беларусі, Літвы, Польшчы, Украіны. Першыя эскізы ён рабіў яшчэ ў Еўропе. Графічныя аркушы мастака часта называюць літаграфіямі ці акварэлямі, але арыгіналы яго працаў выкананы кітайскай тушшу і спалучаюць пяшчотныя нюансы манахромнай адмыўкі з сухім графічным малюнкам пяром, што надае творам вытанчанасць і адначасова дакументальнасць. Пяро заўсёды было з мастаком, таму што часта замяняла пэндзаль, і Орда хаваў яго ў капялюш (гэта дэталь перададзена ў помніку мастаку скульптара Ігара Голубева – ён стаіць у Іванаве). Скрупулёзна-дасканалыя творы Орды сёння сталі каштоўнай навуковай крыніцай для гісторыкаў архітэктуры і рэстаўратараў, таму што большасці з адлюстраванага ўжо няма. У Каталогу архітэктурных малюнкаў Напалеона Орды, выдадзеным Кракаўскім нацыянальным музеем, значацца 977 малюнкаў і акварэляў. Толькі на Беларусі таленавіты мастак з натуры зрабіў больш як 200 архітэктурных замалёвак. Сярод іх шмат хрысціянскіх святыняў: Сафійскі сабор і Спаса-Еўфрасіннеўская царква ў Полацку, Барысаглебскія цэрквы ў Наваградку і Гродне, кляштары ў Полацку, Нясвіжы, Смілавічах, касцёлы і кальвінісцкія зборы ў Свіслачы, Кобрыне, Іванаве, Ішкалдзі (Баранавіцкі р-н), Гнезне (Ваўкавыскі р-н), Койданаве, Фашчаўцы (Шклоўскі р-н), Сар'і (Верхнядзвінскі р-н), Дзярэчыне (Зэльвенскі р-н), Варанянах (Астравецкі р-н), Ружанах (Пружанскі р-н) і інш. Паводле малюнкаў і акварэляў Н.Орды ў 1873–83 гг. мастаком А.Місурэвічам былі створаны і выдадзены літаграфіі (260 графічных аркушаў у 8 серыях) – "Альбом пейзажаў Польшчы". Вялікая колькасць малюнкаў мастака захоўваецца ў Нацыянальным музеі ў Кракаве.

У 1863 г. зноў выбухнула паўстанне. Дакладна невядома, ці браў Орда ў ім ўдзел, але яго абвінавацілі ў садзейнічанні арганізацыі паўстання (накіраванні сялянаў у "шайку мяцежнікаў"), незаконным хаванні зброі і папераў "абуральнага зместу". У 1866 г. улады арыштавалі 60-гадовага Орду, зняволіўшы яго ў кобрынскай турме. Да абвінавачвання далучылі нават тое, што сын Орды Вітольд-Эдуард-Генрых служыў у французскай арміі (згадаем, што ён быў грамадзянінам Францыі і ніяк не мог парушыць воінскіх законаў Расіі). У 1867 г. ваенна-палявы суд прыгаварыў Орду да высылкі ў аддаленыя губерні Расіі. Жонка Орды Ірэна пісала розныя прашэнні. Справа дайшла да ўмяшальніцтва пасла Францыі. Вырак перагледзелі і скасавалі. 30 мая 1867 г. Напалеон Орда даў падпіску, што будзе бязвыезна жыць у сваякоў у маёнтку Моладава Кобрынскага павета (яго сястра Гартэнзія Скірмунт выйшла замуж за ўладальніка гэтай сядзібы). Маёнтак у Варацэвічах быў страчаны назаўсёды. Яго выява засталася ў малюнках гаспадара, а апісанне – у інвентарах і судовых справах...

З 60-х гадоў Напалеон Орда пачаў шмат маляваць. Немагчыма падлічыць тыя вёрсты, што ён праехаў і прайшоў з планшэтам па дарогах Беларусі, Літвы, Польшчы, Украіны. Першыя эскізы ён рабіў яшчэ ў Еўропе. Графічныя аркушы мастака часта называюць літаграфіямі ці акварэлямі, але арыгіналы яго працаў выкананы кітайскай тушшу і спалучаюць пяшчотныя нюансы манахромнай адмыўкі з сухім графічным малюнкам пяром, што надае творам вытанчанасць і адначасова дакументальнасць. Пяро заўсёды было з мастаком, таму што часта замяняла пэндзаль, і Орда хаваў яго ў капялюш (гэта дэталь перададзена ў помніку мастаку скульптара Ігара Голубева – ён стаіць у Іванаве). Скрупулёзна-дасканалыя творы Орды сёння сталі каштоўнай навуковай крыніцай для гісторыкаў архітэктуры і рэстаўратараў, таму што большасці з адлюстраванага ўжо няма. У Каталогу архітэктурных малюнкаў Напалеона Орды, выдадзеным Кракаўскім нацыянальным музеем, значацца 977 малюнкаў і акварэляў. Толькі на Беларусі таленавіты мастак з натуры зрабіў больш як 200 архітэктурных замалёвак. Сярод іх шмат хрысціянскіх святыняў: Сафійскі сабор і Спаса-Еўфрасіннеўская царква ў Полацку, Барысаглебскія цэрквы ў Наваградку і Гродне, кляштары ў Полацку, Нясвіжы, Смілавічах, касцёлы і кальвінісцкія зборы ў Свіслачы, Кобрыне, Іванаве, Ішкалдзі (Баранавіцкі р-н), Гнезне (Ваўкавыскі р-н), Койданаве, Фашчаўцы (Шклоўскі р-н), Сар'і (Верхнядзвінскі р-н), Дзярэчыне (Зэльвенскі р-н), Варанянах (Астравецкі р-н), Ружанах (Пружанскі р-н) і інш. Паводле малюнкаў і акварэляў Н.Орды ў 1873–83 гг. мастаком А.Місурэвічам былі створаны і выдадзены літаграфіі (260 графічных аркушаў у 8 серыях) – "Альбом пейзажаў Польшчы". Вялікая колькасць малюнкаў мастака захоўваецца ў Нацыянальным музеі ў Кракаве.

...Мастацтва, безумоўна, дапамагала яму супрацьстаяць адчаю і безвыходнасці. Зямля, якую ён нястомна мерыў сваімі нагамі, і неба, пад якім ён так любіў маляваць, напаўнялі яго сілай і верай. Ён пакінуў нам сваю Беларусь – велічную і рамантычную, абароненую касцёламі, цэрквамі, вежамі, крэпасцямі, замкамі. І сёння, гледзячы на тое, якой яна была, мы думаем пра тое, якой яна яшчэ можа быць.

З. Бараноўская. “Бібліятэка гістарычных артыкулаў”

Наполеон Бонапарт

НАПОЛЕОН I (Napoleon) (Наполеон Бонапарт) (1769-1821) , французский император в 1804-14 и в марте — июне 1815. Уроженец Корсики. Начал службу в войсках в 1785 в чине младшего лейтенанта артиллерии; выдвинулся в период Великой французской революции (достигнув чина бригадного генерала) и при Директории (командующий армией) . В ноябре 1799 совершил государственный переворот (18 брюмера) , в результате которого стал первым консулом, фактически сосредоточившим в своих руках с течением времени всю полноту власти; в 1804 провозглашен императором. Установил диктаторский режим. Провел ряд реформ (принятие гражданского кодекса, 1804, основание французского банка, 1800, и др.) . Благодаря победоносным войнам значительно расширил территорию империи, поставил в зависимость от Франции большинство государств Зап. и Центр. Европы. Поражение наполеоновских войск в войне 1812 против России положило начало крушению империи Наполеона I. Вступление в 1814 войск антифранцузской коалиции в Париж вынудило Наполеона I отречься от престола. Был сослан на о. Эльба. Вновь занял французский престол в марте 1815 (см. «Сто дней» ) . После поражения при Ватерлоо вторично отрекся от престола (22 июня 1815) . Последние годы жизни провел на о. Св. Елены пленником англичан.

Молодость Наполеона
Происходил из небогатой корсиканской дворянской семьи Шарля и Летиции Буонапарте (всего в семье было 5 сыновей и 3 дочери) . Учился в королевской военной школе в Бриенне и в Парижской военной школе (1779-85) , которую окончил в чине лейтенанта. Публицистические произведения Наполеона периода Революции («Диалог о любви» , «Dialogue sur l'amour» , 1791, «Ужин в Бокэре» , «Le Souper de Beaucaire» , 1793) говорят о том, что он разделял тогда якобинские настроения. Назначенный начальником артиллерии в армию, осаждавшую занятый англичанами Тулон, Бонапарт осуществил блестящую военную операцию. Тулон был взят, а сам он получил в 24 года звание бригадного генерала (1793) . После термидорианского переворота Бонапарт отличился при разгоне роялистского мятежа в Париже (1795) , а затем получил назначение командующим Итальянской армией. В итальянском походе (1796-97) во всем блеске проявился полководческий гений Наполеона. Австрийский генералитет ничего не смог противопоставить молниеносным маневрам французской армии, нищей, плохо экипированной, но воодушевленной революционными идеями и предводительствуемой Бонапартом. Она одерживала одну победу за другой: Монтенотто, Лоди, Милан, Кастильоне, Арколе, Риволи. Итальянцы восторженно встречали армию, несущую идеалы свободы, равенства, избавлявшую от австрийского владычества. Австрия потеряла все свои земли в Северной Италии, где была создана союзная с Францией Цизальпинская республика. Имя Бонапарта гремело по всей Европе. После первых же побед Наполеон стал претендовать на самостоятельную роль. Правительство Директории не без удовольствия отослало его в египетскую экспедицию (1798-1799) . Идея ее была связана со стремлением французской буржуазии конкурировать с английской, активно утверждавшей свое влияние в Азии и в Северной Африке. Однако закрепиться здесь не удалось: воюя с турками, французская армия не нашла поддержки у местного населения.
Приход к власти
Кризис власти в Париже тем временем достиг своего апогея. Коррумпированная Директория была не способна обеспечить завоевания Революции. В Италии русско-австрийские войска под командованием А. В. Суворова ликвидировали все приобретения Наполеона и даже возникла угроза вторжения во Францию. В этих условиях возвратившийся популярный генерал, опираясь на верную ему армию, разогнал представительные органы и Директорию и провозгласил режим консульства (9 ноября 1799) . Согласно новой конституции, законодательная власть делилась между Государственным Советом, Трибунатом, Законодательным корпусом и Сенатом, что делало ее беспомощной и неповоротливой. Исполнительная власть, напротив, собиралась в один кулак первого консула, т.е. Бонапарта. Второй и третий консулы имели лишь совещательные голоса. Конституция была одобрена народом на плебисците (около 3 миллионов голосов против 1,5 тысяч) (1800) . Позже Наполеон провел через сенат декрет о пожизненности своих полномочий (1802) , а затем провозгласил себя императором французов (1804) .
В момент прихода Наполеона к власти Франция находилась в состоянии войны с Австрией и Англией. Новый итальянский поход Бонапарта напоминал первый. Перейдя через Альпы, французская армия неожиданно появилась в Северной Италии, восторженно встречаемая местным населением. Решающей стала победа в битве при Маренго (1801) . Угроза французским границам была ликвидирована.
Внутренняя политика Наполеона
Состояла в укрепле ), незаконным хаванні зброі і папераў нии его личной власти как гарантии сохранения результатов революции: гражданских прав, прав собственности на землю крестьян, а также тех, кто купил во время революции национальные имущества, т.е. конфискованные земли эмигрантов и церкви. Обеспечить все эти завоевания должен был Гражданский кодекс (1804) , вошедший в историю как кодекс Наполеона. Наполеон провел административную реформу, учредив институт подотчетных правительству префектов департаментов и супрефектов округов (1800) . В города и деревни назначались мэры. Был учрежден государственный Французский банк для хранения золотого запаса и эмиссии бумажных денег (1800) , нейтрализована система сбора налогов. Административные и правовые нововведения Наполеона заложили основу современного государства, многие из них действуют и по сей день. Именно тогда была создана система средних школ — лицеев и высшие учебные заведения — Нормальная и Политехническая школы, до сих пор остающиеся самыми престижными во Франции. Прекрасно сознавая важность воздействия на общественное мнение, Наполеон закрыл 160 из 173 парижских газет, а остальные поставил под контроль правительства. Была создана мощная полиция и разветвленная тайная служба. Наполеон заключил конкордат с папой Римским (1801) . Рим признавал новую французскую власть, а католицизм объявлялся религией большинства французов. При этом свобода вероисповедания сохранялась. Назначение епископов и деятельность церкви ставились в зависимость от правительства.
Экономическая политика, войны и континентальная блокада
Экономическая политика состояла в обеспечении первенства французской промышленной и финансовой буржуазии на европейском рынке. Этому мешал английский капитал, преобладание которого обусловливалось уже происшедшей в Англии индустриальной революцией. Англия одну за другой сколачивала коалиции против Франции, стараясь привлечь на свою сторону крупнейшие европейские державы — в первую очередь Австрию и Россию. Она финансировала ведение военных действий на континенте. Наполеон планировал непосредственную высадку на британские острова, но на море Англия была сильнее (при Трафальгаре французский флот был уничтожен английским, которым командовал адмирал Нельсон (1805) . Однако месяц спустя под Аустерлицем (ныне Славков, Чехия) Наполеон нанес сокрушительный удар объединенным австрийским и русским войскам. Испугавшись роста влияния Франции, против нее выступила Пруссия, но была быстро побеждена (битва при Иене, 1806) , французские войска вошли в Берлин. Русские войска нанесли большой урон французской армии в битве при Эйлау (1807) , но потерпели поражение при Фридланде (1807) . В результате войны в состав Франции вошли территории Бельгии, Голландии, северной Германии, части Италии. На остальной части Италии, в центре Европы, в Испании (1809) были созданы зависимые от Наполеона королевства, где правили члены его семьи. Территориально чрезвычайно урезанные Пруссия и Австрия были вынуждены заключить с Францией союз. Это сделала также и Россия (Тильзитский мир, 1807) .
Одержав победу, Наполеон подписал декрет о континентальной блокаде (1806) . Отныне Франция и все ее союзники прекращали торговые сношения с Англией. Европа была основным рынком сбыта английских товаров, а также колониальных, ввозимых в основном Англией, крупнейшей морской державой. Континентальная блокада нанесла ущерб английской экономике: спустя год с небольшим Англия переживала кризис в производстве шерсти, текстильной промышленности; произошло падение фунта стерлингов. Однако блокада ударила и по континенту. Французская промышленность не в состоянии была заменить на европейском рынке английскую. Нарушение торговых связей с английскими колониями привело в упадок и французские портовые города: Ла-Рошель, Марсель и др. Население страдало от недостатка привычных колониальных товаров: кофе, сахара, чая...
Кризис и падение Империи
Политика Наполеона в первые годы его правления пользовалась поддержкой населения — не только собственников, но и малоимущих (рабочих, батраков) . Дело в том, что оживление в экономике вызвало рост зарплаты, чему способствовали и постоянные наборы в армию. Наполеон выглядел спасителем отечества, войны вызывали национальный подъем, а победы — чувство гордости. Ведь Наполеон Бонапарт был человеком революции, а окружающие его маршалы, блестящие военачальники, происходили подчас из самых низов. Но постепенно народ начинал уставать от войны, длившейся уже около 20 лет. Наборы в армию стали вызывать недовольство. К тому же вновь разразился экономический кризис (1810) . Буржуазия же сознавала, что экономически подчинить всю Европу ей не под силу. Войны на просторах Европы теряли для нее смысл, затраты на них стали раздражать. Безопасности Франции давно ничто не угрожало, а во внешней политике все большую роль играло стремление императора распространить свою власть, обеспечить интересы династии. Во имя этих интересов Наполеон развелся с первой женой Жозефиной, от которой не имел детей, и женился на дочери австрийского императора Марии-Луизе (1810) . Наследник родился (1811) , но австрийский брак императора был крайне непопулярен во Франции.
Союзники Наполеона, принявшие континентальную блокаду вопреки своим интересам, не стремились строго ее соблюдать. Росла напряженность между ними и Францией. Все более очевидными становились противоречия между Францией и Россией. Патриотические движения ширились в Германии, в Испании не угасала герилья. Разорвав отношения с Александром I, Наполеон решился на вторжение в Россию. Отечественная война 1812 стала началом конца Империи. Огромная разноплеменная армия Наполеона не несла в себе прежнего революционного духа, вдали от родины на полях России она быстро таяла и, наконец, перестала существовать. По мере движения русской армии на запад антинаполеоновская коалиция росла. Против наспех собранной новой французской армии в «битве народов» под Лейпцигом выступили русские, австрийские, прусские и шведские войска (16-19 октября 1813) . Наполеон потерпел поражение и после вступления союзников в Париж отрекся от престола. Он получил во владение маленький островок Эльба в Средиземном море (1814) .
В обозе иноземных войск во Францию вернулись Бурбоны и эмигранты, предвкушавшие возврат своих имуществ и привилегий. Это вызвало недовольство и страх во французском обществе и в армии. Воспользовавшись этим, Наполеон бежал с Эльбы и, встречаемый восторженными криками толпы, возвратился в Париж. Война возобновилась, но Франция уже не в силах была нести ее бремя. «Сто дней» завершились окончательным поражением Наполеона около бельгийской деревни Ватерлоо (18 июня 1815) . Он стал пленником англичан и был отправлен на далекий островок Св. Елены в Атлантическом океане. Там Наполеон провел последние шесть лет жизни, угасая от тяжелой болезни и мелочных издевательств своих тюремщиков.
Значение личности Наполеона Наполеон обладал феноменальной памятью и работоспособностью, острым умом, военным и государственным гением, даром дипломата, артиста, обаянием, позволявшим ему легко располагать к себе людей. Этот человек в неизменном сером сюртуке и треуголке занял прочное место в истории, дав свое имя целой эпохе. Империя Наполеона оказалась непрочной. Однако трагическая судьба императора глубоко потрясла его современников, в том числе художников, музыкантов, поэтов, дала обильную пищу романтизму, расцветшему в европейской культуре последующих десятилетий. Сражения Наполеона вошли в военные учебники. «Наполеоновское право» лежит в основе гражданских норм западных демократий. Реставрированная монархия Бурбонов не смогла уничтожить закрепленные Наполеоном результаты Революции.

Михаил Илларионович Кутузов

Начало службы

Единственный сын генерал-поручика и сенатора Иллариона Матвеевича Голенищева-Кутузова (1717—1784) и его жены, урождённой Беклемишевой. Общепринятым годом рождения Михаила Кутузова, утвердившимся в литературе до последних лет, считался 1745 год, указанный на его могиле. Однако данные, содержащиеся в ряде формулярных списков 1769, 1785, 1791 гг. и частных письмах, указывают на возможность отнесения этой даты к 1747 году. 1747 год указывается как год рождения М. И. Кутузова в его позднейших биографиях. С семи лет Михаил обучается дома, в июле 1759 года отдан в Дворянскую Артиллерийскую и Инженерную школу, где преподавал артиллерийские науки его отец. Уже в декабре того же года Кутузову дают чин кондуктора 1-го класса с приведением к присяге и назначением жалованья. Способный юноша привлекается для обучения офицеров. В феврале 1761 года Михаил окончил школу и с чином инженер-прапорщика был оставлен при ней для обучения воспитанников математике. Через пять месяцев стал флигель-адъютантом ревельского генерал-губернатора принца Гольштейн-Бекского. Расторопно управляя канцелярией Гольштейн-Бекского, сумел быстро заслужить чин капитана в 1762 году. В том же году назначен командиром роты Астраханского пехотного полка, которым в это время командовал полковник А. В. Суворов. С 1764 года находился в распоряжении командующего русскими войсками в Польше генерал-поручика И. И. Веймарна, командовал мелкими отрядами, действовавшими против польских конфедератов. В 1767 году привлечён для работы в «Комиссии по составлению нового Уложения», важного правового и философского документа XVIII века, закреплявшего основы «просвещённой монархии». Видимо, Михаил Кутузов привлекался как секретарь-переводчик, так как в его аттестате записано по-французски и по-немецки говорит и переводит весьма изрядно, по латыни автора разумеет. В 1770 году был переведён в 1-ю армию генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева, находившуюся на юге, и принял участие в начавшейся в 1768 году войне с Турцией.

Русско-турецкие войны

Большое значение в формировании Кутузова как военачальника имел боевой опыт, накопленный им в период русско- турецких войн 2-й половины XVIII века под руководством полководцев П. А. Румянцева и А. В. Суворова. В период русско-турецкой войны 1768-74 гг. Кутузов в должности строевого и штабного офицера принимал участие в сражениях при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. За отличие в боях был произведён в премьер-майоры. В должности обер-квартирмейстера (начальника штаба) корпуса являлся деятельным помощником командира и за успехи в бою при Попештах в декабре 1771 получил чин подполковника. В 1772 году произошёл случай, оказавший, по утверждению современников, большое влияние на характер Кутузова. В июле 1774 в бою близ деревни Шумы (ныне Кутузовка) к северу от Алушты Кутузов, командовавший батальоном, был тяжело ранен пулей, пробившей левый висок и вышедшей у правого глаза, который навсегда перестал видеть. Императрица наградила его военным орденом Св. Георгия 4 класса и отправила на лечение за границу, приняв на себя все издержки путешествия. Два года лечения Кутузов употребил на пополнение своего военного образования.

По возвращении в Россию с 1776 вновь на военной службе. Сначала формировал части лёгкой кавалерии, в 1777 был произведён в полковники и назначен командиром Луганского пикинерного полка, с которым находился в Азове. В Крым переведён в 1783 в чине бригадира с назначением командиром Мариупольского легкоконного полка. В ноябре 1784 получил чин генерал-майора после успешного подавления восстания в Крыму. С 1785 был командиром им же сформированного Бугского егерского корпуса. Командуя корпусом и обучая егерей, он разработал для них новые тактические приёмы борьбы и изложил их в особой инструкции. Он прикрывал с корпусом границы вдоль Буга, когда разгорелась вторая война с Турцией в 1787.

Летом 1788 со своим корпусом принимал участие в осаде Очакова, где в августе 1788 года вторично тяжело ранен в голову. На этот раз пуля пробила щеку и вышла у основания черепа. Михаил Илларионович выжил и в 1789 году принял отдельный корпус, с которым занимал Аккерман, сражался под Каушанами и при штурме Бендер. В декабре 1790 отличился при штурме и взятии Измаила, где командовал 6-й колонной, шедшей на приступ. После взятия Измаила Кутузова произвели в генерал-поручики, наградили Георгием 3-й степени и назначили комендантом крепости. Отразив попытки турок овладеть Измаилом, он 4 (16) июня 1791 внезапным ударом разгромил 23- тысячное турецкое войско при Бабадаге. В Мачинском сражении в июне 1791 года под командованием князя Репнина, Кутузов нанёс сокрушительный удар по правому флангу турецких войск. За победу под Мачином Кутузов удостоился ордена Георгия 2-й степени.

В 1792 Кутузов, командуя корпусом, принял участие в русско-польской войне, и в следующем году он был направлен чрезвычайным послом в Турцию, где разрешил в пользу России ряд важных вопросов и значительно улучшил взаимоотношения с ней. Находясь в Константинополе, посетил султанский сад, посещение которого для мужчин каралось смертной казнью. Султан Селим III предпочел не заметить дерзости посла могущественной Екатерины II.

В 1795 был назначен главнокомандующим над всеми сухопутными войсками, флотилией и крепостями в Финляндии, и одновременно директором Сухопутного кадетского корпуса. Многое сделал для улучшения подготовки офицерских кадров: преподавал тактику, военную историю и другие дисциплины. Екатерина II ежедневно приглашала его в своё общество, он провел с ней и последний вечер перед её кончиной. В отличие от многих других фаворитов императрицы, Кутузов сумел удержаться и при новом царе Павле I. В 1798 произведён в генералы от инфантерии. Успешно выполнил дипломатическую миссию в Пруссии: за 2 месяца пребывания в Берлине сумел привлечь её на сторону России в борьбе против Франции. Был литовским (1799—1801) и по воцарении Александра I назначен петербургским (1801-02) военным губернатором. В 1802, попав в опалу к царю Александру I, Кутузов был снят с должности и жил в своём поместье, продолжая числиться на действительной военной службе как шеф Псковского мушкетёрского полка.

Война с Наполеоном 1805 года

В 1804 г. Россия вошла в коалицию для борьбы с Наполеоном, и в 1805 русское правительство послало в Австрию две армии; главнокомандующим одной из них был назначен Кутузов. В августе 1805 года 50-тысячная русская армия под его командованием двинулась в Австрию. Не успевшая соединиться с русскими войсками австрийская армия была разгромлена Наполеоном в октябре 1805 под Ульмом. Армия Кутузова оказалась один на один с противником, обладавшим значительным превосходством в силах. Сохраняя войска, Кутузов в октябре 1805 совершил отступательный марш-манёвр протяжённостью в 425 км от Браунау к Ольмюцу и, нанеся поражение И. Мюрату под Амштеттеном и Э. Мортье под Дюренштеином, вывел свои войска из-под нависшей угрозы окружения. Этот марш вошёл в историю военного искусства как замечательный образец стратегического манёвра. От Ольмюца (ныне Оломоуц) Кутузов предлагал отвести армию к русской границе, чтобы, после подхода русского подкрепления и австрийской армии из Северной Италии, перейти в контрнаступление. Вопреки мнению Кутузова и по настоянию императоров Александра I и австрийского Франца I, воодушевлённых небольшим численным превосходством над французами, союзные армии перешли в наступление. 20 ноября (2 декабря) 1805 произошло Аустерлицкое сражение. Сражение окончилось полным разгромом русских и австрийцев. Сам Кутузов был легко ранен пулей в лицо, также потерял своего зятя, графа Тизенгаузена. Александр, осознавая свою вину, гласно не винил Кутузова и наградил его в феврале 1806 орденом Св. Владимира 1-й степени, однако никогда ему не простил поражения, полагая, что Кутузов намеренно подставил царя. В письме сестре от 18 сентября 1812 года Александр I высказал свое истинное отношение к полководцу: «по воспоминанию, что произошло при Аустерлице из-за лживого характера Кутузова». В сентябре 1806 Кутузов назначен военным губернатором Киева. В марте 1808 Кутузов был направлен командиром корпуса в Молдавскую армию, однако ввиду возникших разногласий по вопросам дальнейшего ведения войны с главнокомандующим генерал-фельдмаршалом А. А. Прозоровским в июне 1809 Кутузова назначили литовским военным губернатором.

На войне с Турцией в 1811 г.

В 1811 году, когда война с Турцией зашла в тупик, а внешнеполитическая обстановка требовала эффективных действий, Александр I назначил Кутузова главнокомандующим Молдавской армией вместо умершего Каменского. В первых числах апреля 1811 Кутузов прибыл в Бухарест и принял командование армией, ослабленной отзывом дивизий на защиту западной границы. Он нашёл на всем пространстве завоёванных земель менее тридцати тысяч войск, с которыми должен был разбить сто тысяч турок, расположенных в Балканских горах. В Рущукском сражении 22 июня 1811 года (15-20 тысяч русских войск против 60 тысяч турок) он нанёс противнику сокрушительное поражение, положившее начало разгрому турецкой армии. Затем Кутузов преднамеренно отвёл свою армию на левый берег Дуная, заставив противника в преследовании оторваться от баз. Он блокировал переправившуюся через Дунай под Слободзеей часть турецкой армии, а сам в начале октября послал корпус генерала Маркова через Дунай с тем, чтобы напасть на оставшихся на южном берегу турок. Марков обрушился на неприятельскую базу, овладел ею и взял под обстрел захваченных турецких пушек главный лагерь великого визиря Ахмеда-ага за рекой. Скоро в окружённом лагере начались голод и болезни, Ахмед-ага скрытно покинул армию, оставив вместо себя пашу Чабан-оглу. 23 ноября 1811 Чабан-оглу сдал Кутузову 35-тысячную армию с 56 орудиями. Ещё до капитуляции царь пожаловал Кутузову графское достоинство Российской империи. Турция была вынуждена вступить в переговоры. Сосредотачивая к русским границам свои корпуса, Наполеон рассчитывал, что союз с султаном, который он заключил весной 1812 года, скуёт силы русских на юге. Но 4 (16) мая 1812 в Бухаресте Кутузов заключил мир, по которому Бессарабия с частью Молдавии переходила к России (Бухарестский мирный договор 1812 года). Это была крупная военная и дипломатическая победа, сместившая в лучшую сторону стратегическую обстановку для России к началу Отечественной войны. По заключении мира Дунайскую армию возглавил адмирал Чичагов, а отозванный в Петербург Кутузов на некоторое время остался не у дел.

Отечественная война 1812 года

В начале Отечественной войны 1812 года генерал Кутузов был избран в июле начальником Петербургского, а затем Московского ополчения. На начальном этапе Отечественной войны 1-я и 2-я Западные русские армии откатывались под натиском превосходящих сил Наполеона. Неудачный ход войны побудил дворянство требовать назначения командующего, который бы пользовался доверием русского общества.

Ещё до оставления русскими войсками Смоленска Александр I вынужден был назначить генерала-от-инфантерии Кутузова главнокомандующим всеми русскими армиями и ополчениями. За 10 дней до назначения царь пожаловал (29 июля) Кутузова титулом светлейшего князя. Назначение Кутузова вызвало патриотический подъем в армии и народе. Сам Кутузов, как и в 1805 году, не был настроен на решительное сражение против Наполеона. По одному из свидетельств он так выразился о методах, которыми будет действовать против французов: «Мы Наполеона не победим. Мы его обманем.»

17 (29) августа Кутузов принял армию от Барклая-де-Толли в селе Царёво-Займище Смоленской губернии. Большое превосходство противника в силах и отсутствие резервов вынудили Кутузова отступать вглубь страны, следуя стратегии своего предшественника Барклая де Толли. Дальнейший отход подразумевал сдачу Москвы без боя, что было недопустимо как с политической, так и с моральной точки зрения. Получив незначительные подкрепления, Кутузов решился дать Наполеону генеральное сражение, первое и единственное в Отечественной войне 1812 года.

Бородинское сражение, одна из крупнейших битв эпохи наполеоновских войн, произошло 26 августа (7 сентября). За день боя русская армия нанесла тяжёлые потери французским войскам, но и сама по предварительным подсчётам к ночи того же дня потеряла почти половину личного состава регулярных войск. Баланс сил очевидно не сместился в пользу Кутузова. Кутузов принял решение отойти с бородинской позиции, а затем, после совещания в Филях (ныне район Москвы), оставил Москву. Тем не менее русская армия показала себя достойно при Бородино, за что Кутузов 30 августа (11 сентября) произведён в генерал-фельдмаршалы. После выхода из Москвы Кутузов скрытно совершил прославленный фланговый Тарутинский манёвр, выведя армию к началу октября к селу Тарутино.

Оказавшись южнее и западнее Наполеона, Кутузов перекрыл ему пути движения в южные районы страны. Потерпев неудачу в своих попытках заключить мир с Россией, Наполеон 7 (19) октября начал отход из Москвы. Он пытался провести армию в Смоленск южным путём через Калугу, где имелись запасы продовольствия и фуража, но 12 (24) октября в сражении за Малоярославец был остановлен Кутузовым и отступил по разорённой Смоленской дороге. Русские войска перешли в контрнаступление, которое Кутузов организовал так, чтобы армия Наполеона находилась под фланговыми ударами регулярных и партизанских отрядов, причем Кутузов избегал фронтального сражения большими массами войск. Благодаря стратегии Кутузова огромная наполеоновская армия была практически полностью уничтожена.

Особо следует отметить, что победа была достигнута ценой умеренных потерь в русской армии. Кутузов в досоветское и послесоветское время подвергался критике за его нежелание действовать более решительно и наступательно, за его предпочтение иметь верную победу в ущерб громкой славе. Князь Кутузов, по отзывам современников и историков, ни с кем не делился своими замыслами, его слова на публику часто расходились с его приказами по армии, так что истинные мотивы действий прославленного полководца дают возможность различных толкований. Но конечный результат его деятельности неоспорим — разгром Наполеона в России, за что Кутузов был удостоен ордена Св. Георгия 1-го кл., став первым в истории ордена полным Георгиевским кавалером. Наполеон часто презрительно высказывался о противостоящих ему полководцах, при этом не стесняясь в выражениях.Характерно, что он избегал давать публичных оценок командованию Кутузова в Отечественной войне, предпочитая возлагать вину за полное уничтожение своей армии на «суровую русскую зиму». Отношение Наполеона к Кутузову просматривается в личном письме, написанном Наполеоном из Москвы 3 октября 1812 с целью начала мирных переговоров: «Посылаю к Вам одного из Моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтоб Ваша Светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно, когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые Я с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю Всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом.» В январе 1813 года русские войска перешли границу и к концу февраля достигли Одера. К апрелю 1813 войска вышли к Эльбе. 5 апреля главнокомандующий простудился и слёг в небольшом силезском городке Бунцлау (Пруссия, ныне территория Польши). Александр I прибыл проститься с очень ослабевшим фельдмаршалом. За ширмами около постели, на которой лежал Кутузов, находился состоявший при нём чиновник Крупенников. Последний диалог Кутузова, подслушанный Крупенниковым и переданный гофмейстером Толстым: «Прости меня, Михаил Илларионович!» — «Я прощаю, государь, но Россия вам этого никогда не простит». На следующий день, 16 (28) апреля 1813, князя Кутузова не стало. Тело его было забальзамировано и отправлено в Петербург, где погребено в Казанском соборе. Передают, что народ тащил на себе повозку с останками народного героя. Император сохранил за женой Кутузова полное содержание мужа, а в 1814 году велел министру финансов Гурьеву выдать более 300 тысяч рублей на погашение долгов семьи полководца.

Тадеуш Костюшко

Точные место и дата рождения великого генерала неизвестны. С тех времен сохранилась лишь выдержка из метрической книги Коссовского костела, которая гласит: «Году Божага тысяча семсот сорак шостага дня дванаццатага лютага. Прападобны Айцец Раймунд Корсак... ахрысціў дзіцё... Людвіка Тадэвуша і Тэклі з Ратомскіх Касцюшкаў... - сына Андрэя Тадэвуша Банавентуру». А так как 4 февраля - день святого Андрея, то польский историк Тадеуш Корзон склоняется к выводу, что Андрей Тадеуш Бонавентура Костюшко родился именно в этот день. Учитывая, что по просьбе Вандолина Пусловского к 1857 году родовая усадьба была полностью отстроена заново, можно сделать вывод: версия о Меречевщине как месте рождения Т.Костюшки пропагандировалась самим Пусловским в тщеславных целях. Вероятно, именно по этой причине замок расположился рядом с усадьбой.
Как утверждает Анатолий Бензерук в книге «Костюшки – Сехновицкие. история древнего рода», сегодня не известно ни одного документа, где имя Тадеуша Костюшки привязывалось бы к Меречевщине, а теплое отношение генерала к поместью в Сехновичах, расположенному в Жабинковском районе Брестской области, наводит на мысль о том, что именно там с большой вероятностью и родился предводитель восстания 1794 года. Это подтверждается множеством документов за 1768-1775 гг., при этом фамилия Т.Костюшки указывается как Костюшко-Сехновицкий или Сехновицкий Костюшко.
Я соглашусь с белорусским историком Геннадием Киселевым в том, что можно только предполагать год рождения Костюшки (1746 или 1745). Возможным местом его рождения ученый признает как Меречевщину, так и Сехновичи. Местом крещения однозначно считается Коссово.
И именно здесь, неподалеку от дворца Пусловских, летом 2003 года
в Меречевщине были проведены археологические раскопки, обнаружен фундамент дома Костюшко. 23 сентября 2004 года состоялось торжественное открытие мемориального Дома-музея, расположенного на месте усадьбы.
От замка тропа приводит прямо к одноэтажной деревянной прямоугольной усадьбе с соломенной крышей. У входа - камень с барельефом, на котором изображен Костюшко. Чуть далее - кафе «У Тадеуша».
Нынешний облик дома был воссоздан по графической работе великого белорусского художника, музыканта, писателя и педагога Наполеона Орды.
О чем рассказывает экспозиция предметов, фотографий, документов и картин? Тадеуш Костюшко был очень целеустремленной и деятельной личностью. Товарищи прозвали его «шведом», утверждая, что своим характером и трудолюбием он напоминает им короля-аскета Карла X.
С 1765 года - Рыцарская школа кадетов в Варшаве, потом во Франции учится артиллерии, тактике и военной архитектуре. Под влиянием просветителей Вольтера, Монтескье, Руссо Костюшко становится республиканцем и отправляется в Голландию для дальнейшей учебы. В 1774 году капитан Т.Ко-стюшко вернулся на родину.
В августе 1776 года Тадеуш Костюшко прибывает в США, воевавшие за независимость с Англией, и 18 октября зачисляется в армию США полковником. Победа США в битве под Саратогой принесла ему славу военного инженера.
За выдающиеся боевые заслуги Конгресс США 13 октября 1783 года присвоил ему звание генерала. После этого Костюшко был награжден самым высоким боевым орденом «Цинциннати», на лицевой стороне которого была выгравирована надпись «Все оставил ради защиты Отечества». Джордж Вашингтон подарил ему пару пистолетов, перстень и шпагу с надписью «Америка и Вашингтон своему другу Т. Костюшко». В 1830 году в военной академии Вест-Пойнт установлен памятник Костюшке.
Вернувшись на родину 1784 году, с 1789 года генерал Костюшко служит в войске Речи Посполитой, превосходно проявив себя в российско-польской войне.
Восстание Т.Костюшки началось 24 марта 1794 года. 7 мая 1794 года Т. Костюшко издал Полонецкий универсал, отменявший крепостное право в Речи Посполитой.
Однако благое намерение так и осталось на бумаге. 10 октября у деревни Мацеевичи Костюшко был ранен и пленен русскими войсками. 4 ноября с взятием Варшавы Суворовым восстание потерпело поражение.
В 1796 г. Т. Костюшко уехал в Америку, где встретился с близким другом Томасом Джефферсоном и передал ему все свои средства на выкуп из рабства негров.
Последние годы жизни Т. Костюшко провел в Швейцарии, за полгода до смерти выпустив Сехновичский Тестомент, освобождавший сехновичских крепостных. Это была одна из первых попыток покончить с крепостным правом.
Андрей Бонавентура Тадеуш Костюшко умер 15 октября 1817 года в швейцарском г. Салюр. Его прах перевезен в г. Краков.

BELHISTORY.COM

Екатерина II, императрица Российская

Будущая российская императрица Екатерина II Алексеевна, урожденная София Фредерика Августа, принцесса ангальтцербстская, появилась на свет 21 апреля (2 мая) 1729 года в захолустном в ту пору Штеттине (Пруссия). Отец ее - ничем не примечательный князь Христиан-Август - преданной службой прусскому королю сделал неплохую карьеру: командир полка, комендант Штеттина, губернатор. В 1727 году (ему тогда было 42 года) женился на 16-летней голштейн-готторпской принцессе Иоганне-Елизавете.
Несколько взбалмошная принцесса, питавшая неуемное пристрастие к развлечениям и недальним поездкам по многочисленной и, не в пример ей, богатой родне, ставила семейные заботы не на первое место. Среди пятерых детей дочь-первенец Фикхен (так звали все домашние Софию Фредерику) не была ее любимицей - ждали сына. "Мое рождение не особенно радостно приветствовалось", - напишет позднее в своих "Записках" Екатерина. Властолюбивая и строгая родительница из желания "выбить гордыню" частенько награждала дочь пощечинами за невинные детские шалости и за недетское упорство характера. Маленькая Фикхен находила утешение у добродушного отца. Постоянно занятый на службе и практически не вмешивавшийся в воспитание детей, он тем не менее стал для них примером добросовестного служения на государственном поприще. "Я никогда не встречала более честного - как в смысле принципов, так и в отношении поступков - человека", - скажет об отце Екатерина в пору, когда уже хорошо узнала людей.
Недостаток материальных средств не позволял родителям нанимать дорогих опытных учителей и гувернанток. И здесь судьба щедро улыбнулась Софии Фредерике. После смены нескольких нерадивых гувернанток ее доброй наставницей стала французская эмигрантка Елизавета Кардель (по прозвищу Бабет). Как позже писала о ней Екатерина II, она "почти все знала, ничему не учившись; знала как свои пять пальцев все комедии и трагедии и была очень забавна". Сердечный отзыв воспитанницы рисует Бабет "образцом добродетели и благоразумия - она имела возвышенную от природы душу, развитой ум, превосходное сердце; она была терпелива, кротка, весела, справедлива, постоянна".
Пожалуй, главной заслугой умницы Кардель, обладавшей исключительно уравновешенным характером, можно назвать то, что она приохотила упрямую и скрытную на первых порах (плоды прежнего воспитания) Фикхен к чтению, в котором капризная и своенравная принцесса нашла истинное наслаждение. Естественное следствие этого увлечения - возникший вскоре интерес развитой не по летам девочки к серьезным трудам философского содержания. Неслучайно уже в 1744 году один из просвещенных друзей семьи, шведский граф Гюлленборг, в шутку, но не без оснований назвал Фикхен "пятнадцатилетним философом". Любопытно признание самой Екатерины II, что приобретению ею "ума и достоинств" много способствовало внушенное матерью убеждение, "будто я совсем дурнушка", удерживавшее принцессу от пустых светских развлечений. А между тем одна из современниц вспоминает: "Она была отлично сложена, с младенчества отличалась благородною осанкою и была выше своих лет. Выражение лица ее не было красиво, но очень приятно, причем открытый взгляд и любезная улыбка делали всю ее фигуру весьма привлекательною".
Однако дальнейшую судьбу Софии (как и многих затем немецких принцесс) определили не ее личные достоинства, а династическая ситуация в России. Бездетная императрица Елизавета Петровна сразу же после воцарения начала искать наследника, достойного российского престола. Выбор пал на единственного прямого продолжателя рода Петра Великого, его внука - Карла Петера Ульриха. Сын старшей дочери Петра I Анны и герцога голштейн-готторпского Карла Фридриха уже в 11 лет остался круглым сиротой. Воспитанием принца занимались педантичные немецкие учителя, руководимые патологически жестоким гофмаршалом графом Отто фон Брюммером. Хилого от рождения герцогского отпрыска порой держали впроголодь, а за любые провинности часами принуждали стоять коленками на горохе, часто и больно секли. "Я вас так велю сечь, - заходился в крике Брюммер, - что собаки кровь лизать будут". Мальчик находил отдушину в увлечении музыкой, пристрастившись к жалостливо звучащей скрипке. Другой его страстью была игра в оловянные солдатики.
Унижения, которым его изо дня в день подвергали, дали свои результаты: принц, как отмечают современники, сделался "вспыльчив, фальшив, любил хвастать, приучился лгать". Он вырос трусливым, скрытным, без меры капризным и много о себе мнившим человеком. Вот лаконичный портрет Петера Ульриха, нарисованный нашим блистательным историком В. О. Ключевским: "Его образ мыслей и действий производил впечатление чего-то удивительно недодуманного и недоделанного. На серьезные вещи он смотрел детским взглядом, а к детским затеям относился с серьезностью зрелого мужа. Он походил на ребенка, вообразившего себя взрослым; на самом деле это был взрослый человек, навсегда оставшийся ребенком".
Такой вот "достойный" наследник российского трона в январе 1742 года спешно (дабы его не перехватили шведы, королем которых он по своей родословной тоже мог стать) был доставлен в Петербург. В ноябре того же года принца против его воли обратили в православие и назвали Петром Федоровичем. Но в душе он всегда оставался истовым лютеранином-немцем, не проявившим никакой охоты сколько-нибудь сносно овладеть языком своей новой родины. К тому же с учебой и воспитанием наследнику не повезло и в Петербурге. У главного его наставника - академика Якова Штелина начисто отсутствовали какие-либо педагогические таланты, и он, видя поразительную неспособность и безразличие ученика, предпочел угождать постоянным капризам недоросля, а не учить его должным образом уму-разуму.
Между тем 14-летнему Петру Федоровичу уже подыскали и невесту. Что стало определяющим при выборе русским двором принцессы Софии? Саксонский резидент Пецольд писал по этому поводу: будучи хотя "из знатного, но столь малого рода", она будет послушной супругой без каких-либо претензий на участие в большой политике. Свою роль сыграли при этом и элегические воспоминания Елизаветы Петровны о ее несостоявшемся браке со старшим братом матери Софии - Карлом Августом (незадолго до свадьбы он умер от оспы), да и доставленные императрице портреты миловидной принцессы, которая уже тогда всем "нравилась с первого же взгляда" (так без ложной скромности напишет в своих "Записках" Екатерина II).
В конце 1743 года принцессу Софию пригласили (на русские деньги) в Петербург, куда она прибыла в сопровождении матери в феврале следующего года. Оттуда они направились в Москву, где в это время находился царский двор, и накануне дня рождения (9 февраля) Петра Федоровича прехорошенькая и приодетая (на те же деньги) невеста предстала перед императрицей и великим князем. Я. Штелин пишет об искреннем восторге Елизаветы Петровны при виде Софии. А зрелая красота, стать и величие русской царицы произвели неизгладимое впечатление на юную провинциальную принцессу. Как будто понравились друг другу и суженые. Во всяком случае, мать будущей невесты написала мужу, что "великий князь любит ее". Сама же Фикхен оценивала все более трезво: "Говоря по правде, русская корона больше мне нравилась, нежели его (жениха. - М. Р.) особа".
И впрямь, идиллия, если она и возникла вначале, длилась недолго. Дальнейшее общение великого князя и принцессы показало полное несходство и характеров, и интересов, да и внешне они разительно отличались друг от друга: долговязый, узкоплечий и хилый жених еще более проигрывал на фоне необыкновенно привлекательной невесты. Когда же великий князь перенес оспу, лицо его настолько обезобразили свежие шрамы, что София, увидев наследника, не сдержалась и откровенно ужаснулась. Однако главное заключалось в другом: потрясающей инфантильности Петра Федоровича противостояла деятельная, целеустремленная, честолюбивая натура знающей себе цену принцессы Софии Фредерики, нареченной в России в честь матери императрицы Елизаветы Екатериной (Алексеевной). Это произошло с принятием ею православия 28 июня 1744 года. Императрица сделала новообращенной знатные подарки - бриллиантовую запонку и ожерелье ценой в 150 тысяч рублей. На другой день состоялось и официальное обручение, принесшее Екатерине титулы великой княгини и императорского высочества.
Оценивая позже ситуацию, возникшую весной 1744 года, когда императрица Елизавета, прознав о легкомысленных попытках склонной к интригам матери Софии, княгини Иоганны-Елизаветы, действовать (втайне от русского двора) в интересах прусского короля Фридриха II, чуть было не отправила ее с дочерью обратно, "к себе домой" (чему жених, как чутко уловила невеста, пожалуй, порадовался бы), Екатерина выразила свои чувства так: "Он был для меня почти безразличен, но небезразлична была для меня русская корона".
21 августа 1745 года начались продолжавшиеся десять дней свадебные церемонии. Пышные балы, маскарады, фейерверки, море вина и горы угощений для простого народа на Адмиралтейской площади Санкт-Петербурга превзошли все ожидания. Однако семейная жизнь молодоженов началась с разочарований. Как пишет сама Екатерина, плотно поужинавший в тот вечер супруг, "улегшись подле меня, задремал и благополучно проспал до самого утра". И так продолжалось из ночи в ночь, из месяца в месяц, из года в год. Петр Федорович, как и до свадьбы, самозабвенно играл в куклы, дрессировал (вернее, истязал) свору своих собак, устраивал ежедневные смотры потешной роте из придворных кавалеров его же возраста, а по ночам с азартом обучал "ружейной экзерциции" жену, доводя ее до полного изнеможения. Тогда же у него впервые обнаружилось чрезмерное пристрастие к вину и табаку.
Неудивительно, что Екатерина стала испытывать к номинальному мужу физическое отвращение, находя утешение в чтении самых разнообразных по тематике серьезных книг и в верховой езде (бывало, она проводила верхом на лошади до 13 часов в сутки). Сильное влияние на формирование ее личности, как она вспоминала, оказали знаменитые "Анналы" Тацита, а новейшая работа французского просветителя Шарля Луи Монтескье "О духе законов" стала для нее настольной книгой. Она поглощена изучением сочинений французских энциклопедистов и уже в то время интеллектуально на голову переросла всех окружающих.
Между тем стареющая императрица Елизавета Петровна ждала наследника и в том, что он не появлялся, винила Екатерину. В конце концов императрица по подсказке доверенных лиц устроила врачебный осмотр супружеской четы, о результатах которого мы узнаем из сообщений иностранных дипломатов: "Великий князь был не способен иметь детей от препятствия, устраняемого у восточных народов обрезанием, но которое он считал неизлечимым". Известие об этом ввергло Елизавету Петровну в шок. "Пораженная сею вестью, как громовым ударом, - пишет один из очевидцев, - Елизавета казалась онемевшею, долго не могла вымолвить слова, наконец, зарыдала".
Однако слезы не помешали императрице дать согласие на немедленную операцию, а на случай ее неуспеха она распорядилась подыскать подходящего "кавалера" на роль отца будущего ребенка. Им стал "красавец Серж", 26-летний камергер Сергей Васильевич Салтыков. После двух выкидышей (в 1752 и 1753 годах) 20 сентября 1754 года Екатерина родила наследника трона, нареченного Павлом Петровичем. Правда, злые языки при дворе едва ли не вслух говорили, что ребенка надо было бы величать Сергеевичем. Сомневался в своем отцовстве и благополучно избавившийся к тому времени от недуга Петр Федорович: "Бог знает, откуда моя жена берет свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я принять его на свой счет?"
Время между тем показало неосновательность подозрений. Павел унаследовал не только специфические черты внешности Петра Федоровича, но, что еще важнее, особенности его характера - в том числе психическую неуравновешенность, раздражительность, склонность к непредсказуемым поступкам и неуемную любовь к бессмысленной муштре солдат.
Наследник сразу же после рождения был отлучен от матери и отдан под присмотр нянек, а Сергей Салтыков отправлен от влюбленной в него Екатерины в Швецию с придуманной дипломатической миссией. Что же касается великокняжеской четы, то Елизавета Петровна, получив долгожданного наследника, потеряла к ней прежний интерес. Со своим племянником из-за его несносных проделок * и дурашливых кривляний она не могла пробыть "и четверти часа, чтобы не почувствовать отвращения, гнева или огорчения". Он, например, просверлил дыры в стене комнаты, где тетушка-императрица принимала фаворита Алексея Разумовского, и не только сам наблюдал за тем, что там происходило, но приглашал заглянуть в глазок и "дружков" из своего окружения. Можно представить силу гнева Елизаветы Петровны, узнавшей о проделке. Тетушка-императрица отныне в сердцах частенько называет его то дураком, то уродом, а то и "проклятым племянником". В такой ситуации Екатерина Алексеевна, обеспечившая трону наследника, могла спокойно поразмыслить о своей дальнейшей судьбе.
Двадцатилетняя великая княгиня 30 августа 1756 года сообщает английскому послу в России сэру Чарльзу Герберту Уилльямсу, с которым состояла в тайной переписке, что решила "погибнуть или царствовать". Жизненные установки молодой Екатерины в России просты: нравиться великому князю, нравиться императрице, нравиться народу. Вспоминая об этом времени, она писала: "Поистине я ничем не пренебрегала, чтобы этого достичь: угодливость, покорность, уважение, желание нравиться, желание поступать как следует, искренняя привязанность - все с моей стороны постоянно к тому было употребляемо с 1744 по 1761 год. Признаюсь, что, когда я теряла надежду на успех в первом пункте, я удваивала усилия, чтобы выполнить два последних; мне казалось, что не раз успевала я во втором, а третий удался мне во всем своем объеме, без всякого ограничения каким-либо временем, и, следовательно, я думаю, что довольно хорошо исполнила свою задачу".
Способы же обретения Екатериной "доверенности русских" не содержали в себе ничего оригинального и по своей простоте как нельзя лучше отвечали умственному настрою и уровню просвещенности петербургского высшего света. Послушаем ее саму: "Приписывают это глубокому уму и долгому изучению моего положения. Совсем нет! Я этим обязана русским старушкам И в торжественных собраниях, и на простых сходбищах и вечеринках я подходила к старушкам, садилась подле них, спрашивала о их здоровье, советовала, какие употреблять им средства в случае болезни, терпеливо слушала бесконечные их рассказы о их юных летах, о нынешней скуке, о ветрености молодых людей; сама спрашивала их совета в разных делах и потом искренне их благодарила. Я знала, как зовут их мосек, болонок, попугаев, дур; знала, когда которая из этих барынь именинница. В этот день являлся к ней мой камердинер, поздравлял ее от моего имени и подносил цветы и плоды из ораниенбаумских оранжерей. Не прошло двух лет, как самая жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась со всех сторон и разнеслась по всей России. Самым простым и невинным образом составила я себе громкую славу, и, когда зашла речь о занятии русского престола, очутилось на моей стороне значительное большинство".
25 декабря 1761 года после долгой болезни не стало императрицы Елизаветы Петровны. Объявивший эту давно ожидаемую весть сенатор Трубецкой тут же провозгласил вступление на трон императора Петра III. Как пишет замечательный историк С. М. Соловьев, "ответом были рыдания и стоны на весь дворец Большинство встретило мрачно новое царствование: знали характер нового государя и не ждали от него ничего хорошего". Екатерина же, если и имела намерение, как сама вспоминает, "спасать государство от той гибели, опасность которой заставляли предвидеть все нравственные и физические качества этого государя", то, будучи в то время на пятом месяце беременности, практически не могла активно вмешиваться в ход событий.
Возможно, это для нее было и к лучшему – за полгода правления Петр III сумел до такой степени настроить против себя столичное общество и дворянство в целом, что практически сам открыл супруге дорогу к власти. Причем отношение к нему не изменили ни повлекшее всеобщее ликование упразднение всем ненавистной Тайной канцелярии с ее застенками, заполненными арестантами по одному лишь печально знаменитому выкрику: "Слово и дело государево!", ни провозглашенный 18 февраля 1762 года Манифест о вольности дворянства, освобождавший дворян от обязательной государственной службы и предоставлявший им свободу выбора места проживания, занятий и право выезда за рубеж. Последний акт вызывал у дворянства такой приступ энтузиазма, что Сенат вознамерился даже поставить царю-благодетелю памятник из чистого золота. Однако эйфория длилась недолго, - все перевесили крайне непопулярные в обществе действия императора, сильно задевавшие национальное достоинство русских людей.
Гневному осуждению подвергалось нарочито афишируемое Петром III обожание прусского короля Фридриха II. Он громогласно провозгласил себя его вассалом, за что и получил в народе прозвище "обезьяна Фридриха". Градус общественного недовольства особенно резко подскочил, когда Петр III заключил с Пруссией мир и возвратил ей без какой-либо компенсации завоеванные кровью российских солдат земли. Этот шаг практически свел для России на нет все успехи Семилетней войны.
Петр III сумел настроить против себя и духовенство, поскольку по его указу от 21 марта 1762 года начали поспешно осуществлять принятое еще при Елизавете Петровне решение о секуляризации церковных земель: опустошенная многолетней войной казна требовала пополнения. Мало того, новый царь грозился лишить духовенство привычных пышных облачений, заменив их черными пасторскими рясами, и сбрить священникам бороды.
Не прибавляло славы новому императору и пагубное пристрастие к вину. Не осталось незамеченным и то, как крайне цинично вел он себя в дни скорбного прощания с покойной императрицей, позволяя непристойные ужимки, шутки, громкий смех у ее гроба... По словам современников, у Петра III не было в эти дни "более жестокого врага, чем он сам, потому что он не пренебрегает ничем, что могло бы ему повредить". Это подтверждает и Екатерина: у ее мужа "во всей империи не было более лютого врага, чем он сам". Как видим, Петр III основательно подготовил почву для переворота.
Затруднительно сказать, когда именно появились конкретные очертания заговора. С большой долей вероятности его возникновение можно отнести к апрелю 1762 года, когда Екатерина после родов получила физическую возможность для реальных действий. Окончательно решение о заговоре, видимо, утвердилось после случившегося в начале июня семейного скандала. На одном из торжественных обедов Петр III в присутствии иностранных послов и около 500 гостей во всеуслышание несколько раз кряду обозвал жену дурой. Затем последовало распоряжение адъютанту арестовать супругу. И только настойчивые уговоры принца Георга Людвига Голштинского (он приходился императорской чете дядюшкой) потушили конфликт. Но не изменили намерение Петра III любыми способами освободиться от жены и осуществить давнее свое желание - жениться на фаворитке, Елизавете Романовне Воронцовой. По отзывам близких к Петру лиц, она "ругалась, как солдат, косила, дурно пахла и плевалась при разговоре". Рябая, толстая, с непомерным бюстом, она была как раз тем типом женщины, который нравился Петру Федоровичу, во время попоек громогласно называвшему свою подружку не иначе как "Романова". Екатерине же грозило неминуемое пострижение в монахини.
Времени на организацию классического заговора с длительной подготовкой и продумыванием всех деталей не оставалось. Все решалось по обстановке, едва ли не на уровне импровизации, правда, компенсируемой решительными действиями сторонников Екатерины Алексеевны. Среди них был и ее тайный воздыхатель украинский гетман К.Г. Разумовский, одновременно командир Измайловского полка, любимец гвардейцев. Явные симпатии выказывали ей и приближенные к Петру III обер-прокурор А.И. Глебов, генерал-фельдцейхмейстер А.Н. Вильбоа, директор полиции барон Н.А. Корф, а также генерал-аншеф М.Н.. В подготовке переворота участвовала и 18-летняя необычайно энергичная и по-девичьи верная дружбе с Екатериной княгиня Е.Р. Дашкова (фаворитка Петра III приходилась ей сестрой), обладавшая обширными связями в свете благодаря близости к Н.И. Панину и тому, что канцлер М.И. Воронцов был ее родным дядей.
Именно через сестру фаворитки, не вызывавшую никаких подозрений, к участию в перевороте удалось привлечь офицеров Преображенского полка – П. Б. Пассека, С. А. Бредихина, братьев Александра и Николая Рославлевых. По иным надежным каналам устанавливались связи с другими энергичными молодыми гвардейскими офицерами. Все они и проложили Екатерине сравнительно легкий путь к трону. Среди них наиболее активный и деятельный – "выдававшийся из толпы товарищей красотою, силою, молодцеватостью, общительностью" 27-летний Григорий Григорьевич Орлов (давно уже состоявший в любовной связи с Екатериной – родившийся у нее в апреле 1762 года мальчик был их сын Алексей). Фаворита Екатерины во всем поддерживали два его таких же молодцеватых брата-гвардейца – Алексей и Федор. Именно трое братьев Орловых фактически являлись главной пружиной заговора.
В конной гвардии "направляли все благоразумно, смело и деятельно" будущий фаворит Екатерины II 22-летний унтер-офицер Г.А. Потемкин и его одногодок Ф.А. Хитрово. К концу июня, по словам Екатерины, ее "соумышленниками" в гвардии были до 40 офицеров и около 10 тысяч рядовых. Одним из главных вдохновителей заговора стал воспитатель цесаревича Павла Н.И. Панин. Правда, он преследовал отличные от Екатерины цели: отстранение от власти Петра Федоровича и установление регентства при своем воспитаннике, малолетнем царе Павле Петровиче. Екатерина знает об этом, и, хотя такой план для нее абсолютно неприемлем, она, не желая раздробления сил, при разговоре с Паниным ограничивается ни к чему не обязывавшей фразой: "Мне милее быть матерью, чем женой повелителя".
Случай приблизил падение Петра III: безрассудное решение начать войну с Данией (при совершенно пустой казне) и самому командовать войсками, хотя неспособность императора к военному делу была притчей во языцех. Его интересы здесь ограничивались любовью к красочным мундирам, к бесконечной муштре и усвоению грубых солдатских манер, которые он считал показателем мужественности. Даже настоятельный совет его кумира Фридриха II - до коронации не отправляться на театр военных действий - не возымел на Петра действия. И вот уже гвардия, избалованная при императрице Елизавете Петровне вольготной столичной жизнью, а теперь по прихоти царя наряженная в ненавистные мундиры прусского образца, получает приказ срочно готовиться к походу, совершенно не отвечавшему интересам России.
Непосредственным сигналом к началу действий заговорщиков послужил случайный арест вечером 27 июня одного из заговорщиков – капитана Пассека. Опасность была велика. Алексей Орлов и гвардейский поручик Василий Бибиков в ночь на 28 июня спешно поскакали в Петергоф, где находилась Екатерина. Оставшиеся в Петербурге братья Григорий и Федор подготовили все для подобающей "царской" встречи ее в столице. В шесть часов утра 28 июня Алексей Орлов разбудил Екатерину словами: "Пора вставать: все готово для вашего провозглашения". "Как? Что?" ? произносит спросонья Екатерина. "Пассек арестован", ? был ответ А. Орлова.
И вот колебания отброшены, Екатерина с камер-фрейлиной садятся в карету, в которой прибыл Орлов. На запятках устраиваются В.И. Бибиков и камер-лакей Шкурин, на козлах рядом с кучером – Алексей Орлов. Верст за пять до столицы их встречает Григорий Орлов. Екатерина пересаживается в его карету со свежими лошадьми. Перед казармами Измайловского полка гвардейцы в восторге приносят присягу новой императрице. Затем карета с Екатериной и толпа солдат, возглавляемая священником с крестом, направляются к Семеновскому полку, встретившему Екатерину громовым "Ура!". Сопровождаемая войсками, она едет в Казанский собор, где тотчас же начинается молебен и на ектеньях "возглашали самодержавную императрицу Екатерину Алексеевну и наследника великого князя Павла Петровича". Из собора Екатерина, уже императрица, отправляется в Зимний дворец. Здесь к двум полкам гвардии присоединились чуть припозднившиеся и страшно этим расстроенные гвардейцы Преображенского полка. К полудню подтянулись и армейские части.
Тем временем в Зимнем дворце уже толпятся члены Сената и Синода, другие высшие чины государства. Они без каких-либо проволочек принесли присягу императрице по наскоро составленному будущим статс-секретарем Екатерины II Г.Н. Тепловым тексту. Обнародован и Манифест о восшествии на престол Екатерины "по желанию всех наших подданных". Жители северной столицы ликуют, рекой льется за казенный счет вино из погребов частных виноторговцев. Разгоряченный выпитым, простой народ от души веселится и ждет благодеяний от новой царицы. Но ей пока не до них. Под возгласы "Ура!" отменен датский поход. Для привлечения на свою сторону флота в Кронштадт послан надежный человек – адмирал И.Л. Талызин. Указы о перемене власти предусмотрительно направлены и в находившуюся в Померании часть русской армии.
А что же Петр III? Подозревал ли он угрозу переворота и что происходило в его ближайшем окружении в злополучный день 28 июня? Сохранившиеся документальные свидетельства однозначно показывают, что он даже мысли не допускал о возможности переворота, уверенный в любви подданных. Отсюда его пренебрежение к ранее поступавшим, правда туманным, предостережениям.
Засидевшись накануне за поздним ужином, Петр 28 июня к полудню приезжает в Петергоф для празднования предстоящих своих именин. И обнаруживает, что Екатерины в Монплезире нет, - она неожиданно уехала в Петербург. В город срочно посланы гонцы – Н.Ю. Трубецкой и А.И. Шувалов (один – полковник Семеновского, другой – Преображенского полка). Однако ни тот, ни другой не вернулись, без раздумий присягнув Екатерине. Но и исчезновение гонцов не придало решительности Петру, с самого начала морально раздавленному полной, на его взгляд, безысходностью ситуации. Наконец принято решение двигаться в Кронштадт: по донесению коменданта крепости П.А. Девиера, там будто бы готовы к приему императора. Но пока Петр и его люди плыли в Кронштадт, туда уже успел прибыть Талызин и, к радости гарнизона, привел всех к присяге на верность императрице Екатерине II. Поэтому подошедшая в первом часу ночи к крепости флотилия низложенного императора (одна галера и одна яхта) вынуждена была повернуть обратно к Ораниенбауму. Не принял Петр и совета возвращенного им из ссылки престарелого графа Б.Х. Миниха действовать "по-царски", не медля ни часу, отправиться к войскам в Ревель и с ними двинуться на Петербург.
А в это время Екатерина еще раз демонстрирует свою решительность, приказав стянуть к Петергофу до 14 тысяч войск с артиллерией. Задача захвативших трон заговорщиков сложна и одновременно проста: добиться "добровольного" благопристойного отречения Петра от престола. И 29 июня генерал М.Л. Измайлов доставляет Екатерине жалкое послание Петра III с просьбой о прощении и с отказом от своих прав на трон. Он выразил также готовность (если будет дозволено) вместе с Е.Р. Воронцовой, адъютантом А.В. Гудовичем, скрипкой и любимым мопсом отправиться на жительство в Голштинию, лишь бы ему был выделен достаточный для безбедного существования пансион. От Петра затребовали "письменное и своеручное удостоверение" об отказе от престола "добровольно и непринужденно". Петр был согласен на все и письменно покорно заявил "целому свету торжествен но": "От правительства Российским государством на весь век мой отрекаюсь".
К полудню Петра взяли под арест, доставили в Петергоф, а затем перевели в Ропшу – небольшой загородный дворец в 27 верстах от Петербурга. Здесь он был посажен "под крепкий караул" якобы до той поры, пока будут готовы помещения в Шлиссельбурге. Главным "караульщиком" назначили Алексея Орлова. Итак, на весь переворот, не проливший ни единой капли крови, потребовалось неполных два дня - 28 и 29 июня. Фридрих II позже в разговоре с французским посланником в Петербурге графом Л.-Ф. Сегюром дал такой отзыв о событиях в России: "Отсутствие мужества в Петре III погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенка, которого отсылают спать".
В сложившейся ситуации физическое устранение Петра было самым верным и бесхлопотным решением проблемы. Как по заказу, именно так и случилось. Нa седьмой день после переворота при не вполне выясненных до сих пор обстоятельствах Петр III был умерщвлен. Народу же официально объявили, что Петр Федорович скончался от геморроидальной колики, случившейся "по воле божественного Провидения".
Естественно, современников, как впоследствии и историков, жгуче интересовал вопрос о причастности Екатерины к этой трагедии. Есть разные мнения на этот счет, но все они строятся на догадках и допущениях, и никаких фактов, уличающих Екатерину в этом преступлении, просто нет. Видимо, прав был французский посланник Беранже, когда по горячим следам событий писал: "Я не подозреваю в этой принцессе такой ужасной души, чтобы думать, что она участвовала в смерти царя, но так как тайна самая глубокая будет, вероятно, всегда скрывать от общего сведения настоящего автора этого ужасного убийства, подозрение и гнусность останутся на императрице".
Более определенно высказался А.И. Герцен: "Весьма вероятно, что Екатерина не давала приказания убить Петра III. Мы знаем из Шекспира, как даются эти приказания - взглядом, намеком, молчанием". Здесь важно заметить, что все участники "нечаянного" (так объяснял в своей покаянной записочке императрице А. Орлов) убийства низложенного императора не только не понесли никакого наказания, но были потом отменно награждены деньгами и крепостными душами. Тем самым Екатерина, вольно или невольно, взяла этот тяжкий грех на себя. Возможно, именно поэтому не меньшую милость императрица проявила и по отношению к своим недавним врагам: практически ни один из них не только не был отправлен по сложившейся российской традиции в ссылку, но и вообще не понес наказания. Даже метрессу Петра Елизавету Воронцову всего лишь тихо водворили в дом ее отца. Более того, впоследствии Екатерина II стала крестной матерью ее первенца. Воистину великодушие и незлопамятность – верное оружие сильных, всегда приносящее им славу и верных почитателей.
6 июля 1762 года в Сенате был объявлен подписанный Екатериной Манифест о восшествии на престол. 22 сентября в прохладно встретившей ее Москве состоялась торжественная коронация. Так началось 34-летнее царствование Екатерины Второй.
Приступая к характеристике долгого правления Екатерины II и ее личности, обратим внимание на один парадоксальный факт: незаконность восшествия на трон Екатерины имела и свои несомненные плюсы, особенно в первые годы царствования, когда она "должна была тяжким трудом, великими услугами и пожертвованиями искупать то, что цари законные имеют без труда. Эта самая необходимость и была отчасти пружиною великих и блистательных дел ее". Так считал не только известный литератор и мемуарист Н.И. Греч, которому принадлежит приведенное суждение. Он в данном случае лишь отражал мнение образованной части общества. В.О. Ключевский, говоря о задачах, стоявших перед Екатериной, взявшей, а не получившей власть по закону, и отмечая крайнюю запутанность ситуации в России после переворота, делал упор на том же моменте: "Власть захваченная всегда имеет характер векселя, по которому ждут уплаты, а по настроению русского общества Екатерине предстояло оправдать разнообразные и несогласные ожидания". Забегая вперед, скажем, что вексель этот был ею погашен в срок.
В исторической литературе давно уже отмечено основное противоречие екатерининского "века Просвещения" (правда, не всеми специалистами разделяемое): императрица "хотела столько просвещения и такого света, чтобы не страшиться его "неминуемого следствия". Иначе говоря, Екатерина II оказалась перед взрывоопасной дилеммой: просвещение или рабство? А поскольку она так и не разрешила сию проблему, оставив в неприкосновенности крепостное право, то вроде бы дала повод для последующих недоумений по поводу того, почему она этого не сделала. Но приведенная выше формула ("просвещение - рабство") вызывает естественные вопросы: а были ли в ту пору в России соответствующие условия для уничтожения "рабства" и осознавало ли тогдашнее общество необходимость радикального изменения социальных отношений в стране? Попытаемся ответить на них.
Определяя курс своей внутренней политики, Екатерина опиралась прежде всего на приобретенные ею книжные знания. Но не только. Преобразовательный пыл императрицы на первых порах подпитывался изначальной ее оценкой России как "еще не распаханной страны", где лучше всего и проводить всякие реформы. Именно поэтому 8 августа 1762 года, всего на шестой неделе своего правления, Екатерина II специальным указом подтвердила мартовский указ Петра III о запрете покупки промышленниками крепостных крестьян. Владельцы заводов и рудников отныне должны довольствоваться трудом вольнонаемных рабочих, оплачиваемых по договору. Кажется, у нее вообще было намерение отменить принудительный труд и сделать так, чтобы избавить страну от "позора рабства", как того требовал дух учения Монтескье. Но намерение это не настолько еще у нее окрепло, чтобы решиться на такой революционный шаг. К тому же Екатерина пока не имела сколько-нибудь полного представления о российской действительности. С другой стороны, как заметил один из умнейших людей пушкинской эпохи князь П. А. Вяземский, когда деяния Екатерины II еще не стали "преданьем старины глубокой", она "любила реформы, но постепенные, преобразования, но не крутые", без ломки.
К 1765 году Екатерина II приходит к мысли о необходимости созыва Уложенной комиссии для приведения "в лучший порядок" существующего законодательства и для того, чтобы достоверно узнать "нужды и чувствительные недостатки нашего народа". Напомним, попытки созвать действующий законотворческий орган – Уложенную комиссию – не раз предпринимались и ранее, но все они в силу разных причин заканчивались неудачей. Учитывая это, наделенная недюжинным умом Екатерина прибегла к небывалому в истории России деянию: она собственноручно составила особый "Наказ", представляющий собой детально расписанную программу действий Комиссии.
Как следует из письма к Вольтеру, она считала, что русский народ – "превосходная почва, на которой хорошее семя быстро возрастает; но нам также нужны аксиомы, неоспоримо признанные за истинные". А аксиомы эти известны – идеи Просвещения, положенные ею в основу нового российского законодательства. Еще В.О. Ключевский специально выделил основное условие для реализации преобразовательных планов Екатерины, в сжатом виде изложенное ею в "Наказе": "Россия есть европейская держава; Петр I, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел такие удобства, каких и сам не ожидал. Заключение следовало само собой: аксиомы, представляющие последний и лучший плод европейской мысли, найдут в этом народе такие же удобства".
В литературе о "Наказе" с давних пор существует мнение о сугубо компилятивном характере этого главного екатерининского политического труда. Обосновывая подобные суждения, обычно ссылаются на ее собственные слова, сказанные французскому философу и просветителю Д'Аламберу: "Вы увидите, как там я на пользу моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его". И впрямь, из 526 статей "Наказа", разбитых на 20 глав, 294 восходят к труду знаменитого французского просветителя Монтескье "О духе законов", а 108 - к сочинению итальянского ученого-юриста Чезаре Беккариа "О преступлениях и наказаниях". Екатерина широко использовала и труды других европейских мыслителей. Однако то было не простое переложение на русский лад сочинений именитых авторов, а их творческое переосмысление, попытка приложить заложенные в них идеи к российской действительности.
Манифест о создании проекта нового Уложения и о созыве для этой цели специальной Комиссии появился 14 декабря 1766 года. Основной мотив: страна не может дальше жить по средневековому кодексу законов – Соборному Уложению 1649 года. В Комиссию был избран 571 депутат от дворян, горожан, однодворцев, казачества, государственных крестьян, нерусских народов Поволжья, Приуралья и Сибири. По одному депутату выделили центральные учреждения - Сенат, Синод, канцелярии. Лишь крепостные крестьяне, составлявшие большинство жителей страны, были лишены права выбирать своих депутатов. Нет депутатов и от духовенства, ибо затеянное дело носило сугубо мирской характер. Социальный состав Комиссии выглядел так: дворянство было представлено 205 депутатами, купечество – 167. Вместе они составили 65% всех избранников, хотя за ними стояло менее 4% населения страны! Представители других сословий "погоды" в Комиссии явно не делали: от казачества их 44, от однодворцев – 42, от государственных крестьян – 29, от промышленников – 7, от канцелярских чиновников и прочих – 19, от "инородцев" – 54 (почти никто из последних русским языком не владел, и их участие в работе Комиссии ограничилось лишь эффектным – благодаря экзотическим одеждам – присутствием на заседаниях).
Всем депутатам гарантировались льготы и привилегии. Они навсегда освобождались от смертной казни, пыток, телесного наказания, конфискации имущества. Полагалось им и жалованье сверх получаемого по службе: дворянам – по 400 рублей, горожанам – по 122, всем прочим – по 37.
Естественно, иронично замечает современник событий А.Т. Болотов, "выбирали и назначали не тех, которых бы выбрать к тому надлежало и которые к тому способны, а тех, которым самим определиться в сие место хотелось, не смотря нимало, способны ли они к тому были или неспособны".
Уложенная комиссия открылась 30 июля 1767 года торжественным богослужением в Успенском соборе Кремля. Первоначальным местом ее работы стала Грановитая палата (в последующем общие собрания Комиссии происходили в Петербурге). На первом же собрании депутатам зачитали с любопытством ожидаемый ими екатерининский "Наказ". И тут выяснилось, что не выходившие за пределы интересов отдельного сословия, города, уезда наказы с мест, коими должны были руководствоваться депутаты, своей приземленностью резко контрастируют с "Наказом" Екатерины, наполненным чудными для собравшихся суждениями о том, "что есть вольность", "равенство всех граждан", и Бог знает чем еще!
Однако чрезвычайно тронутые пышным открытием работы Комиссии депутаты, не сумевшие на слух понять действительно мудреный для них "Наказ", стали думать, "что сделать для государыни, благодеющей своим подданным". Ничего путного в их головы не пришло, и потому они решили поднести ей титул "Великой, Премудрой Матери Отечества". Но дальновидная Екатерина, дабы не дразнить гусей, "скромно" приняла лишь титул "Матери Отечества", сказав, что "любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть мое желание". Так неожиданно (а скорее всего, по заранее заготовленному сценарию) был снят самый неприятный и щекотливый для Екатерины вопрос о незаконности ее восшествия на трон. Отныне после публичного подтверждения столь представительным собранием законности ее власти положение Екатерины Алексеевны на престоле стало куда прочнее.
Относительно спокойно прошло избрание 18 частных комиссий для сочинения законов, и начались рабочие будни депутатов, окончательно отрезвившие Екатерину. Она из-за портьеры скрытно наблюдала за всем происходящим в зале и время от времени посылала записочки с наставлениями порой терявшемуся председателю, генерал-аншефу А. И. Бибикову. Вместо ожидаемого ею делового обмена мнениями начались бурные дебаты представителей разных сословий, когда ни одна из сторон ни в чем не хотела уступать другой. Дворяне с тупым упрямством отстаивали свое монопольное право на владение крестьянами, а купечество – на занятие торговлей и промышленностью. Более того, едва ли не в первую очередь купцы ставили вопрос о возврате недавно отнятого у них права покупать крестьян к заводам. Но здесь императрица была тверда и неуступчива: "Невольные руки хуже работают, нежель вольные, и покупки фабрикантами деревень – прямое истребление земледелия", являющегося главным, по ее убеждению, источником существования человечества. Столь же истово купечество выступало и против торговой деятельности крестьян, руководствуясь исключительно своими узкосословными, корыстными интересами.
Не было единства и среди представителей господствующего класса: дворяне с национальных окраин желали уравняться в правах с дворянством центральных губерний, а депутаты от родовитого дворянства во главе со своим лидером – прирожденным оратором и полемистом князем М. М. Щербатовым – высокомерно противопоставляли себя мелкому дворянству и выступали за решительную отмену тех положений петровской Табели о рангах, по которым дворянское звание могли получать за заслуги представители других сословий...
Но все это были цветочки. Наибольший гнев дворян-крепостников, из которых в основном и состояли дворянские избранники, вызвали робкие призывы некоторых их же собратьев ограничить произвол помещиков. Слова депутата от города Козлова Г.С. Коробьина, что крестьяне являются основой благополучия государства и с их разорением "разоряется и все прочее в государстве", а потому их надо беречь, потонули в хоре голосов крепостников, возмущенных "наглым" призывом к изменению "освященных Богом" порядков. Дворянство, пользуясь своим большинством, все смелее требовало расширения помещичьего права на личность крестьянина и плоды его труда. Раздались голоса и о применении смертной казни к наиболее непокорным из крестьян.
Но росло количество выступлений и противоположного характера, особенно после того, как в июле 1768 года на общее обсуждение был вынесен подготовленный в частной комиссии законопроект о правах дворян. Почти 60 депутатов, в том числе и "своих", дворянских, подвергли острой критике предложенный документ. Это не могло не обеспокоить императрицу, вовсе не желавшую продолжать прения в подобном неконструктивном духе: депутаты ни на йоту не смогли приблизиться к единому решению вопроса о дворянских правах.
Некомпетентность депутатов, их неспособность подняться до понимания провозглашенных в "Наказе" идей произвели на императрицу столь угнетающее впечатление, что для "просвещения" депутатов прибегли к необычной мере: день за днем им стали громко и внятно читать все принятые с 1740 по 1766 год законы об имущественных правах, а также Соборное Уложение 1649 года и еще около 600 разнообразных указов. Трижды подряд вновь и вновь оглашали екатерининский "Наказ". Работа Комиссии была фактически парализована, и в конце 1768 года с началом русско-турецкой войны ее "временно" (а как оказалось, навсегда) распустили. Хотя некоторые частные комиссии продолжали работать вплоть до 1774 года.
Обстоятельно изучив работу Комиссии, С. М. Соловьев четко определил главное ее назначение: ее созвали с целью "познакомиться с умоначертанием народа, чтобы испытать почву прежде, чем сеять, испробовать, что возможно, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать". Это – заключение историка, основанное на объективном анализе большого количества документальных материалов. А вот мнение самой императрицы относительно задач Комиссии: "Мысль – созвать нотаблей была чудесная. Если удалось мое собрание депутатов, так это от того, что я сказала: "Слушайте, вот мои начала; выскажите, чем вы недовольны, где и что у вас болит? Давайте пособлять горю; у меня нет никакой предвзятой системы; я желаю одного общего блага: в нем полагаю мое собственное. Извольте же работать, составлять проекты; постарайтесь вникнуть в свои нужды". И вот они принялись исследовать, собирать материалы, говорили, фантазировали, спорили; а ваша покорная услужница слушала, оставаясь очень равнодушной ко всему, что не относилось до общественной пользы и общественного блага".
Созыв Комиссии имел, таким образом, для императрицы интерес прежде всего практический. А что же было ответом? "От дворянства, купечества и духовенства послышался этот дружный и страшно печальный крик: "Рабов!" ? пишет С. М. Соловьев. Такое решение вопроса о крепостном состоянии, полагает историк, "происходило от неразвитости нравственной, политической и экономической. Владеть людьми, иметь рабов считалось высшим правом, считалось царственным положением, искупавшим всякие другие политические и общественные неудобства".
Для того чтобы основательно подорвать "представление о высокости права владеть рабами", как известно, понадобилось еще почти целое столетие. Работа Комиссии ясно показала, что для ликвидации рабства почва оказалась совершенно неподготовленной. Разочарованная и обескураженная, но сохранившая трезвость ума, Екатерина вынуждена была "предоставить времени удобрение почвы посредством нравственно-политического развития народа".
Какие-то сомнения относительно способности дворянства подняться над реалиями повседневной жизни и проявить государственный подход, видимо, одолевали Екатерину и ранее. Иначе трудно объяснить, зачем еще только готовившийся "Наказ" она давала для ознакомления особо доверенным людям. На завершающем этапе документ был зачитан и ceнaтopaм с предложением внести вoзмoжные поправки. Однако императрица явно переоценила степень "просвещенности" и тех и других (да и общества в целом). Много позднее она в своих "Записках" с досадой напишет: "Я думаю, не было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили бы гуманно и как люди я думаю, мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг существовало другое состояние, кроме рабства".
Другая выдержка из тех же "Записок" полна еще большим чувством горечи, которое оставили у Екатерины не только депутаты Уложенной комиссии, но и ее ближайшее окружение, ознакомившиеся с "Наказом": "Едва посмеешь сказать, что они (крепостные крестьяне. – М. Р.) такие же люди, как мы, и даже когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями; чего только я не выстрадала от такого безрассудного и жестокого общества, когда в Комиссии для составления нового Уложения стали обсуждать некоторые вопросы, относящиеся к этому предмету, и когда невежественные дворяне, число которых неизмеримо больше, чем я когда-либо могла предполагать, ибо слишком высоко оценивала тех, которые меня ежедневно окружали, стали догадываться, что эти вопросы могут привести к некоторому улучшению в настоящем положении земледельцев. Даже граф А. С. Строганов, человек самый мягкий и в сущности самый гуманный, у которого доброта сердца граничит со слабостью, даже этот человек с негодованием и страстью защищал дело рабства". Наиболее близкий в ту пору к Екатерине Г. Орлов вообще уклонился от прямых оценок "Наказа". Самым же решительным критиком "Наказа" оказался "первейший человек" граф Н. И. Панин, сказавший: "Это аксиомы, способные разрушить стены".
После негласного обсуждения, как писала Екатерина, она еще до начала работы Комиссии дала своим советчикам "волю чернить и вымарать все, что хотели. Они более половины тово, что написано мною было, помарали". Но и после такой "редактуры" причин для критики "Наказа" со стороны депутатов осталось достаточно. Взять хотя бы вот это положение: "Всякий человек имеет больше попечения о своем собственном и никакого не прилагает старания о том, в чем опасаться может, что другой у него отымет". Позже эту мысль Екатерина развила в более четких положениях, далеко выходящих за рамки общепринятых тогда представлений: "Чем больше над крестьянином притеснителей, тем хуже для него и для земледелия. Великий двигатель земледелия – свобода и собственность".
Аналогичные размышления мы находим и в записке Екатерины на сильно занимавшую ее тему "земледелие и финансы". Видимо, отвечая своим многочисленным оппонентам, императрица прямо утверждала, что "когда каждый крестьянин будет уверен, что то, что принадлежит ему, не принадлежит другому, он будет улучшать это лишь бы имели они свободу и собственность". Понимание этого пришло к Екатерине не вдруг. Уже в одной из ранних своих заметок она особой строкой выделила явно крамольное для России середины ХVIII столетия утверждение: "Рабство есть политическая ошибка, которая убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и благоденствие".
Ну и что же, скажут иные, императрица, хорошо понимая, где лежит корень зла, сдерживающий развитие страны, просто спасовала перед неожиданно возникшим препятствием и опустила руки. И будут отчасти правы. Действительно, на примере судьбы собственного супруга она хорошо знала, как легко и быстро делаются в России дворцовые перевороты. Но главное все же в другом. Екатерина четко понимала, что курс на реформы в политике и экономике всегда предполагает необходимый уровень общественного сознания, который и делает возможным их проведение в жизнь. В реальной же ситуации той эпохи, при явном противодействии дворянства было бы безумием рубить сук, на котором держалась самодержавная власть. И это говорит о реалистичности государственной политики Екатерины – она ее сознательно отделила от собственных радикальных взглядов.
При этом эволюция представлений императрицы об общественном строе России несомненна. Никому из исследователей еще не удалось опровергнуть утверждение Екатерины о том, что писала она свой "Наказ", "последуя единственно уму и сердцу своему, с ревностнейшим желанием пользы, чести и щастия, [и с желанием] довести империю до вышней степени благополучия всякого рода людей и вещей, вообще всех и каждого особенно". Все это, однако, было неосуществимо при сохранении в стране "рабства". И очень скоро императрица поняла, что российская действительность сильнее ее.
О том, как изменились прежние представления императрицы о границах возможных преобразований, говорят и ее многочисленные беседы в неформальной обстановке в 1773 году с философом Д. Дидро, взявшим на себя роль советника по проведению в России необходимых, на его взгляд, реформ в духе Просвещения. "Я долго с ним беседовала, ? пишет Екатерина, ? но более из любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою империю, уничтожить законодательство, правительство, политику, финансы и заменить их несбыточными мечтами. Я ему откровенно сказала: "Г. Дидро, я с большим удовольствием выслушала все, что вам внушал ваш блестящий ум. Но вашими высокими идеями хорошо наполнять книги, действовать же по ним плохо. Составляя планы разных преобразований, вы забываете различие наших положений. Вы трудитесь на бумаге, которая все терпит: она гладкая, мягкая и не представляет затруднений ни воображению, ни перу вашему, между тем как я, несчастная императрица, тружусь для простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны и щекотливы". (Не намек ли это на свой опыт написания "Наказа" и на фарс с его обсуждением в Уложенной комиссии?) По другому поводу Екатерина II как-то мудро заметила: "Нередко недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть для исполнения их".
Чтобы составить адекватное представление о взглядах на проблему "рабства наших крестьян" наиболее образованной части общества, которая, казалось бы, должна была понимать всю невыгоду сохранения существующего положения, приведем типичное для этой среды суждение одного из самых просвещенных представителей той эпохи. Речь идет о будущем президенте Российской академии, разносторонне и широко образованной княгине Екатерине Романовне Дашковой. В беседе с тем же Дидро она привела свои доводы против ликвидации "рабства", сводившиеся к тому, что только "просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы, так как они тогда только сумеют воспользоваться ею без ущерба для своих сограждан и не разрушая порядка и отношений, неизбежных при всяком образе правления". И это убеждение разделяли тогда многие.
После всех перипетий с "Наказом" Екатерина более не пыталась возбуждать общественный интерес к вопросу о рабстве владельческих крестьян и испытывать судьбу. Увы! Очередной (после Петра I) опыт скрещивания европейских моделей общественного развития с российской действительностью – на этот раз с идеями Просвещения – не удался. Екатерина II отступила перед виртуальной угрозой, едва услышав ропот далеко не большей части своих подданных – депутатов от дворян в Уложенной комиссии.
В дальнейшем намеченные императрицей цели в сфере государственного и общественного устройства сводились, как можно судить по сохранившемуся в ее бумагах наброску, к пяти основным, эклектическим по своей сути пунктам, не выходившим за пределы традиционно провозглашаемых в "век Просвещения" установок:
"1. Нужно просвещать нацию, которой должно управлять.
2. Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и заставить соблюдать законы.
3. Нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию.
4. Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.
5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям".
Согласимся, что все эти задачи носят достаточно общий характер и имеют вневременную ценность.
Но зато четко и ясно были определены способы и средства их воплощения в жизнь: "Спешить не нужно, но нужно трудиться без отдыха и всякий день стараться понемногу устранять препятствия по мере того, как они будут появляться; выслушивать всех терпеливо и дружелюбно, во всем выказывать чистосердечие и усердие к делу, заслужить всеобщее доверие справедливостью и непоколебимою твердостью в применении правил, которые признаны необходимыми для восстановления порядка, спокойствия, личной безопасности и законного пользования собственностью; все споры и процессы передать на рассмотрение судебных палат, оказывать покровительство всем угнетенным, не иметь ни злобы на врагов, ни пристрастия к друзьям. Если карманы пусты, то прямо так и говорить: "Я бы рад вам дать, но у меня нет ни гроша". Если же есть деньги, то не мешает при случае быть щедрым".
Екатерина II была уверена, что при неукоснительном соблюдении этих условий успех будет обеспечен. Здесь небезынтересно привести ответ императрицы на вопрос французского посланника Л. Ф. Сегюра, как ей удается так спокойно царствовать? "Средства к тому самые обыкновенные, ? сказала Екатерина. – Я установила себе правила и начертала план: по ним я действую, управляю и никогда не отступаю. Воля моя, раз выраженная, остается неизменною. Таким образом все определено, каждый день походит на предыдущий. Всякий знает, на что он может рассчитывать, и не тревожится по-пустому".
И действительно, средства достижения намеченных целей у "собирательницы русских земель", как называл Екатерину II историк С. М. Соловьев, довольно просты. По словам статс-секретаря императрицы графа Н. П. Румянцева, Екатерина считала, что для успешного управления государством нужно "делать так, чтоб люди думали, будто они сами именно хотят этого". И она владела этим приемом в совершенст ве, и вся Россия была уверена, что императрица во всех своих делах только исполняет желание народа.
Правитель канцелярии светлейшего князя Г. А. Потемкина В. С. Попов в беседе с императрицей выразил однажды удивление, как слепо повинуются и стремятся угодить ей люди, исполняющие ее приказы. "Это не так легко, как ты думаешь, ? пояснила она. – Во-первых, повеления мои, конечно, не исполнялись бы с точностию, если бы не были удобны к исполнению; ты сам знаешь, с какою осмотрительностию, с какою осторожностию поступаю я в издании моих узаконений. Я разбираю обстоятельства, советуюсь, уведываю мысли просвещенной части народа, и по тому заключаю, какое действие указ мой произвесть должен. И когда уж наперед я уверена в общем одобрении, тогда выпускаю я мое повеление и имею удовольствием то, что ты называешь слепым повиновением Во-вторых, ты обманываешься, когда думаешь, что вокруг меня все делается только мне угодное. Напротив того, это я, которая, принуждая себя, стараюсь угождать каждому, сообразно с их заслугами, с достоинствами, со склонностями и привычками, и поверь мне, что гораздо легче делать приятное для всех, нежели чтоб все тебе угодили Может быть, сначала и трудно было себя к тому приучать, но теперь с удовольствием я чувствую, что, не имея прихотей, капризов и вспыльчивости, не могу я быть в тягость".
Императрица ничуть не преувеличивала. Даже швейцарский мемуарист К. Массон – автор желчных, но в целом правдивых записок (по этой причине запрещенных в России), долгое время находившийся на российской службе в годы правления Екатерины II, отмечал, что она "царствовала над русскими менее деспотически, нежели над самой собой; никогда не видали ее ни взорвавшейся от гнева, ни погрузившейся в бездонную печаль, ни предавшейся непомерной радости. Капризы, раздражение, мелочность совсем не имели места в ее характере и еще менее в ее действиях". Напомним и слова А. С. Пушкина: "Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства". Эти заложенные от природы качества были развиты Екатериной в зрелые годы и принесли свои плоды.
Почти пунктуальное следование провозглашенным принципам управления дало впечатляющие результаты уже к концу второго десятилетия ее царствования. Из записки руководителя Коллегии иностранных дел А. А. Безбородко от 1781 года следует, что за 19 лет царствования "стало 29 устроенных на новый лад" губерний, построено 144 города, заключено 30 конвенций и трактатов, одержано 78 побед в войнах, издано 88 "замечательных указов законодательных и учредительных" и 123 указа "для всенародного облегчения".
К этому нужно прибавить, что, по подсчетам В. О. Ключевского, Екатерина "отвоевала у Польши и Турции земли с населением до 7 млн. душ обоего пола, так что число жителей империи с 19 млн. в 1762 г. возросло к 1796 г. до 36 млн., армия со 162 тыс. человек усилена до 312 тыс., флот, в 1757 г. состоявший из 21 линейного корабля и 6 фрегатов, в 1790 г. считал в своем составе 67 линейных кораблей и 40 фрегатов, сумма государственных доходов с 16 млн. руб. поднялась до 69 млн., то есть увеличилась более чем вчетверо, успехи промышленности выразились в умножении числа фабрик с 500 до 2 тыс., успехи внешней торговли балтийской – в увеличении ввоза и вывоза с 9 млн. до 44 млн. руб., черноморской, Екатериною и созданной, ? с 390 тыс. в 1776 г. до 1900 тыс. руб. в 1796 г., рост внутреннего оборота обозначился выпуском монеты в 34 года царствования на 148 млн. руб., тогда как в 62 предшествовавших года ее выпущено было только на 97 млн.".
Стоит привести и собственные впечатления Екатерины о состоянии страны после неожиданного для ее окружения сухопутного путешествия из Петербурга в Москву и обратно водным путем (по реке Мсте, озеру Ильмень, рекам Волхов и Нева) в 1785 году: "Я нашла удивительную перемену во всем крае, который частию видела прежде. Там, где были убогие деревни, мне представились прекрасные города с кирпичными и каменными постройками; где не было и деревушек, там я встретила большие села и вообще благосостояние и торговое движение, далеко превысившие мои ожидания. Мне говорят, что это последствия сделанных мною распоряжений, которые уже 10 лет как исполняются буквально: а я, глядя на это, говорю: "Очень рада"". Приведенные свидетельства императрицы об "удивительных переменах" подтверждает и Л. Ф. Сегюр, сопровождавший императрицу в этом путешествии.
И еще об одном из результатов царствования Екатерины II. Жестко и последовательно проводимая ею экспансионистская политика в отстаивании национальных интересов Российской империи стала основой для окончательного формирования имперского сознания общества. С годами оно настолько прочно утвердилось в головах россиян, что даже А. С. Пушкин, только на одно поколение отстоявший от "золотого века" Екатерины, упрекал ее за то, что она не установила границу между Турцией и Россией по Дунаю, и, не задумываясь об этической стороне вопроса, риторически восклицал: "Зачем Екатерина не совершила сего важного плана в начале Фр[анцузской] рев[олюции], когда Европа не могла обратить деятельного внимания на воинские наши предприятия, а изнуренная Турция нам упорствовать? Это избавило бы нас от будущих хлопот".
Правление Екатерины II – это и начало бурного расцвета литературы, искусств и наук. Вот один лишь конкретный пример непосредственного влияния просвещенной императрицы на развитие интеллектуальной жизни страны. 15 января 1783 года был обнародован указ, разрешавший всем желающим открывать типографии, для чего необходимо было только поставить в известность полицию. И с января 1783 года по сентябрь 1796-го в обеих столицах открылось по 13 типографий и еще 11 были учреждены в провинции и даже в далеком Тобольске. Именно с появлением этого указа в России наступила "эра интеллектуальной жизни", когда интеллигенция стала превращаться "в независимую, творческую, влиятельную силу". Начало этому процессу тоже положила сама императрица: в 1767 году она перевела со своими помощниками осужденную во Франции по цензурным соображениям книгу Мармонтеля "Велизарий". И после того стала активно поощрять переводы иностранной художественной литературы, научных и философских трудов. Например, в 60-70-е годы на русский язык было переведено все созданное Ж.-Ж. Руссо (кроме работы "Об общественном договоре").
Екатерина II, начавшая в 1769 году выпускать журнал "Всякая всячина", призвала литераторов подхватить ее начинание. В ответ очень скоро появилось множество сатирических журналов, которые вопреки благому намерению императрицы стали исподволь формировать в обществе критический взгляд и на самодержавную форму правления, и даже на саму "Северную Семирамиду". Так неожиданно для себя Екатерина II увидела, что учения философов, которыми она так восхищалась и духу которых так старалась следовать в cвоей политике, не столь безобидны и представляют реальную опасность для абсолютной монархии. Внезапное, как казалось многим, "прозрение" Екатерины!
А между тем с самого начала между теорией просвещенного абсолютизма, созданной Вольтером, Руссо и французскими энциклопедистами, и попыткой Екатерины II реализовать ее на практике лежала огромная, обусловленная российской действительностью дистанция. С годами она увеличивалась и по политическим мотивам. Так что в конце концов императрица отказалась от воплощения в жизнь идей Просвещения в том виде, в каком они были осуществлены в странах Европы, ? через создание гражданского общества и ломку сословных преград. Реалии российской действительности убедили Екатерину в том, что предоставление свободы всему обществу чревато неуправляемым хаосом...
Два решающих события повлияли на ее сознание: восстание Пугачева и Французская революция. По справедливому замечанию историков, "просвещенный" либерализм Екатерины II не выдержал этого двойного испытания. В радужные 60-е годы XVIII века и в самом начале следующего десятилетия императрица, пропагандируя идеи европейских просветителей, не уставала повторять: "благо народа и справедливость неразлучны друг с другом" и что "свобода - душа всего" и без нее "все мертво". Но с началом революционных событий во Франции, представлявших реальную угрозу для всей Европы, она решительно отвергает право этого народа (теперь презрительно называемого ею "толпой") на свободу волеизъявления: "Что же касается до толпы и до ее мнения, то им нечего придавать большого значения".
Отход от ранее пропагандируемых принципов просвещенного абсолютизма ускорило и появление книги А. Н. Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву", услужливо доставленной ей для ознакомления 25 июня 1790 года. Гнев императрицы был неописуем, она – в ярости (крайне нехарактерное для нее состояние) и напрочь забыла о своем недавнем утверждении, что нельзя наказывать людей за убеждения, за несовпадающие с ее взглядами суждения. Она готова на сей раз применить самые суровые меры к автору – "бунтовщику хуже Пугачева". Екатерина, видимо, искренне не понимала, что творение Радищева есть следствие распространения в России идей Просвещения, начало которому было положено по ее собственной инициативе. Как заметил С. М. Соловьев, "мудрая мамаша Екатерина II, которая писала такие прекрасные правила для воспитания граждан, на старости лет заметила вредные следствия своих уроков и сильно гневалась на непокорных детей, заразившихся правилами так любимых ею прежде учителей".
Доброжелательно и объективно настроенные современники екатерининского века подчеркивают, что в основе желаний и действий императрицы была забота об "общем благе", путь к которому, в ее представлении, лежал через торжество разумных законов, просвещение общества, воспитание добрых нравов и законопослушание. Стремление к созданию такого общества не осталось лишь декларацией, а нашло отражение в законодательстве и практических делах Екатерины II (об этом же говорят и повседневные записи ее статс-секретарей и обширная переписка императрицы). Главное же средство и надежная гарантия успеха реформаторских начинаний виделись Екатерине II в неограниченной самодержавной власти монарха, который всегда, повсюду и во всем направляет общество на разумный путь, но направляет не силой, не угрозами, не чередой жестоких наказаний (как это делал Петр I), a убеждением, внедрением в сознание каждого необходимости объединить усилия всех сословий для достижения "общего блага", общественного спокойствия, прочной стабильности.
Именно она впервые в России четко определила такое "просвещенное" понимание этой основной функции самодержца. При этом она последовательно руководствовалась сформулированным ею важнейшим принципом: "Никогда ничего не делать без правил и без причины, не руководствоваться предрассудками, уважать веру, но никак не давать ей влияния на государственные дела, изгонять из совета все, что отзывается фанатизмом, извлекать наибольшую по возможности выгоду из всякого положения для блага общественного". Достичь последнего невозможно без должного порядка, благодаря которому "государство стоит на прочных основаниях и не может пасть". Екатерина II в своих практических действиях особое значение придавала именно порядку, постоянно подчеркивая: "Мы любим порядок, добиваемся порядка, обретаем и утверждаем порядок".
Однако невероятно инертное российское общество через своих представителей власти на местах (по мысли императрицы, первых и главных ее помощников), на деле не блиставших умом и дальновидностью, а главное, не желавших никаких перемен, вносило свои коррективы в обширные планы и намерения Екатерины II. Чтобы преодолеть эту умственную заскорузлость, а нередко и прямое противодействие, императрице надо было обладать особой твердостью. И она это осознавала: "Может быть, я добра, обыкновенно кротка, но по своему званию я должна крепко хотеть, когда чего хочу". Как показывают исторические реалии, "кротость" Екатерины имела все же четко очерченные пределы – незыблемость самодержавной власти и соблюдение интересов ее опоры - дворянства. При любом посягательстве на них кротость императрицы сменялась беспощадной решимостью. Свидетельство тому трагические судьбы Емельяна Пугачева, А.И. Радищева, Н.И. Новикова (правда, в судьбе последнего сыграли свою роль и издание им запрещенной масонской литературы, и обнаружившиеся по ходу следствия тайные связи с цесаревичем Павлом).
В своей политике Екатерина II практически никогда не выходила за рамки идеологии Просвещения, емко определенной Кантом в формуле "Рассуждайте, но повинуйтесь!". Правда, в последние годы правления императрица стала делать больший упор на вторую составляющую этой максимы.
В октябре 1765 года произошло важное для рациона питания россиян событие: официально введен в употребление картофель, по сию пору являющийся вторым хлебом для большинства нашего населения.
В октябре же 1765 года Екатерина II одобрила подготовленный новгородским губернатором Я.Е. Сиверсом план и устав "Императорского вольного экономического общества к поощрению в России земледелия и домостроительства" (ВЭО, существовало вплоть до 1917 года). Цель общества - пропаганда европейского опыта земледелия, распространение сельскохозяйственных знаний.
Впервые в истории российского права Екатерина II в своем "Наказе" формулирует один из основополагающих принципов уголовного процесса - презумпцию невиновности: "Человека не можно считать виновным прежде приговора судейского, и законы не могут его лишать защиты своей прежде, нежели доказано будет, что он нарушил оные".
12 мая 1764 года опубликовано "Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества", как считается, положившее в России начало политике просвещенного абсолютизма. Его цель – воспитание "новой породы людей" путем наставлений и нравственных убеждений. Численный рост "новых людей" обеспечивался последовательной передачей приобретенных добродетелей детям, внукам и т. д., что должно было привести к созданию справедливого общества. Для достижения этой цели требовалась полная изоляция детей от 5 лет до 21 года как от влияния родителей, так и от "грубой и развращенной" окружающей среды.
Практика не отставала от теории, и в том же году в Новодевичьем монастыре Петербурга открывается первое в России женское училище - Смольный институт благородных девиц с 12-летним сроком обучения. Утопичность заимствованной у Ж.-Ж. Руссо идеи не замедлила проявиться: они остались той же "породы", что и их родители. Но обученные разным наукам и "хорошим манерам", они благотворно влияли на смягчение нравов и распространение знаний.
6 июля 1762 года в Сенате был объявлен подписанный Екатериной манифест о восшествии на престол.
8 августа 1762 года Екатерина II специальным указом подтвердила мартовский указ Петра III о запрете покупки промышленниками крепостных крестьян.
26 февраля 1764 года издан манифест о секуляризации церковных земель. Отныне денежные доходы епархий устанавливались государством по фиксированным ставкам в зависимости от категорий епархий. Количество мужских и женских монастырей с 572 уменьшено до 161. Доход государства с бывших церковных земель, в первый год составивший 1 366 299 рублей, к 1784 году достиг 3 647 000 рублей.
В декабре 1768 года в России введены бумажные деньги. В учрежденных в Москве и Петербурге ассигнационных банках медные деньги свободно обменивались на ассигнации пятирублевого достоинства и выше. К 1774 году в обращение выпущено около 20 миллионов рублей ассигнациями, курс которых по отношению к серебряному рублю колебался в пределах 101-103 копеек.
В 1773–1777 годы торговый флот насчитывал 227 кораблей, из которых лишь 12–15 судов водоизмещением свыше 200 тонн принадлежали собственно России. Из 1748 кораблей, приходивших в российские порты, более 600 были британские. В 1794 году русский торговый флот состоял из 406 кораблей.
10 января 1775 года приговоренному к смертной казни Е.И. Пугачеву вместо четвертования по тайному приказу императрицы сначала отрубили голову – "дабы не продлять его мучения".
5 ноября 1775 года Совет при высочайшем дворе принял составленное Екатериной II "Учреждение для управления губерний Российской империи". Оно вводило новые принципы территориального устройства страны, сохранявшиеся в неизменном виде вплоть до октября 1917 года. Россия в год смерти Екатерины II состояла из 50 губерний (вместо прежних 25), включавших в среднем по 10–15 уездов, число которых со 169 в 1775 году возросло до 493 в 1796-м. Главный принцип нового административного деления предельно прост и понятен: в каждой губернии должно быть по 300–400 тысяч жителей, в уездах – от 20 до 30 тысяч. "Учреждением..." определялись также основы местных органов управления и судебной системы, просуществовавшие до судебной реформы 1864 года.
"Учреждением..." вводились доступные для всех слоев населения так называемые совестные суды – они обеспечивали неприкосновенность личности, отправление справедливости по закону и исполняли роль арбитра в гражданских спорах тяжущихся сторон. Совестный судья мог принять немыслимое для прежней судебной системы решение – отпустить арестованного под денежный залог, если тот не обвинялся в тяжких преступлениях.
"Учреждением..." основывались и новые для России органы попечения – приказы общественного призрения при губернских правлениях, на которые возлагались устройство и содержание школ, больниц, богаделен, работных и исправительных домов.
Реформа местного управления вела к росту армии чиновников и затрат на их содержание. Одних чиновников местной администрации в 1774 году было 12 712, а в 1781-м – уже около 20 тысяч и почти 27 тысяч в 1796 году. Такими же темпами росли и расходы на содержание местной администрации: 1774 год – 1 712 465 рублей, 1785 год – 5 618 957 рублей, 1796 год – 10 921 388 рублей.
8 апреля 1782 года обнародован документ, практически продолжавший "Учреждение о губерниях", – "Устав благочиния, или Полицейский", вторгавшийся в частную жизнь российских подданных. По Уставу, город делился на части по 200–700 домов в каждой, части – на кварталы по 50–100 домов. Во главе частей – частный пристав, кварталов – квартальный надзиратель. Над ними возвышалась "управа благочиния" с городничим во главе и двумя приставами (по уголовным и гражданским делам).
Их задача определена четко: они имеют "бдение, дабы в городе сохранены были благочиние, добронравие и порядок". Управы должны были следить и за правилами торговли, ловить беглых, пресекать азартные игры, не допускать не предусмотренные законом "общества, товарищества, братства и иные подобные собрания".
Двадцать с лишним лет Екатерина II публично никак не реагировала на "Манифест о вольности дворянства", принятый в шестимесячное правление Петра III, не отменяя и не подтверждая его положения. Но вот, наконец, в день рождения императрицы, 21 апреля 1785 года, увидела свет установленная "на все времена" "Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства".
Так называемая "Жалованная грамота дворянству" утверждала незыблемость всех тех привилегий, которыми уже пользовалось правящее сословие, и вводила новые, в том числе – права неограниченной собственности на имения и землю с ее недрами, исключительное право покупать деревни и заводить заводы и фабрики в своих имениях, учреждать ярмарки и т. д. и т. п. Вожделенным новшеством явилось для дворян само их наименование: "благородное" сословие.
"Благородным" отныне предоставлялось право (под наблюдением генерал-губернатора) раз в три года собираться на съезды и избирать предводителей дворянства, заполнять прочие выборные должности. Теперь лишь суд собратьев-дворян мог лишить дворянина дворянского достоинства, чести, имения, жизни. Причем в последнем случае – после обязательного утверждения приговора Сенатом и самодержцем.
Своей "Жалованной грамотой дворянству" Екатерина II заложила первый кирпичик здания хотя и сословной, но законности.
Но вот что удивительно, в опубликованной грамоте нет прямого упоминания о праве дворян на владение крепостными душами, оно лишь подразумевается в словах о неограничен ной собственности на имения. Трудно наверняка сказать, чем это было обусловлено. Возможно, убеждением Екатерины в том, что "великое умножение произращений не может иметь место без великой свободности. Нету возможности понять права собственности без вольности". Таково туманное свидетельство, подтверждающее предположение о якобы готовившемся Екатериной II плане предоставления свободы всем крепостным, родившимся после 1785 года.
В один день с "Жалованной грамотой дворянству" появилась и "Грамота на права и выгоды городам Российской империи", определявшая юридическое положение городских сословий. Впервые в практике российского законодательства закон брал под защиту право собственности купцов и горожан на имущество, право передачи его по наследству. Запрещались телесные наказания купцов первой и второй гильдий, а также именитых граждан. Закон гарантировал защиту чести мещанина, его личного достоинства. Теперь только через суд можно было лишить мещанина "его доброго имени", равно как и его сословных привилегий. Грамота содержала также подробно расписанные "Ремесленный устав" и систему организации "правильного" городского самоуправления (магистраты и городские думы).
Обе названные грамоты подтверждают желание Екатерины II создать общество, регулируемое твердыми законами.
Манифестом от 8 апреля 1783 года объявлено о намерении императрицы присоединить к России Крым, так как Турция, напав на Тамань, нарушила ранее взятые на себя обязательства. 28 декабря 1783 года (8 января 1784) между Россией и Турцией заключено соглашение, по которому турецкая сторона официально признала аннексию Крыма северным соседом.
5 августа 1786 года принят "Устав народным училищам Российской империи" о создании системы бесплатных и доступных всем свободным сословиям "главных народных училищ" в губернских городах и "малых народных училищ" ? в уездных (с совместным обучением мальчиков и девочек). Сельские школы уставом не были предусмотрены.
Уже в 1786 году открыто 165 училищ с 394 учителями и 11 088 учениками (10 230 мальчиков и 858 девочек). К концу XVIII века в России было 315 школ с 790 учителями и 19 915 учащимися (18 128 мальчиков и 1787 девочек).
Всего к началу XIX века в России насчитывалось около 500 светских учебных заведений с 45–48 тысячами учащихся. Кроме того, в стране действовало 66 духовных семинарий и школ, в которых учились 20 393 человека.
Особая тема – личность Екатерины II, ее характер, внешность, манера общения с окружающими. О своей внешности сама она писала так: "Говоря по правде, я никогда не считала себя очень красивой, но я нравилась – и думаю, что это-то и было моей силой". Когда Екатерине исполнилось восемнадцать, придворные дамы все чаще стали говорить, что она с каждым днем хорошеет, и Екатерина, "дольше прежнего" вглядываясь в бесстрастное зеркало, не без самолюбования признает: "Я была высока ростом и очень хорошо сложена; следовало быть немного полнее: я была довольно худа волосы мои были великолепного каштанового цвета, очень густые и хорошо лежали".
Пожалуй, наиболее достоверный портрет Екатерины II оставил английский посол в России лорд Бёкингхэмшир. В заметках, относящихся к 1762 году, он писал: "Ее императорское величество ни мала, ни высока ростом; вид у нее величественный, и в ней чувствуется смешение достоинства и непринужденности, с первого же раза вызывающее в людях уважение к ней и дающее им чувствовать себя с нею свободно она никогда не была красавицей. Черты ее лица далеко не так тонки и правильны, чтобы могли составить то, что считается истинной красотой; но прекрасный цвет лица, живые и умные глаза, приятно очерченный рот и роскошные, блестящие каштановые волосы создают, в общем, такую наружность, к которой очень немного лет назад мужчина не мог бы отнестись равнодушно Она была, да и теперь остается тем, что часто нравится и привязывает к себе более, чем красота. Сложена она чрезвычайно хорошо; шея и руки замечательно красивы, и все члены сформированы так изящно, что к ней одинаково подходит как женский, так и мужской костюм. Глаза у нее голубые, и живость их смягчена томностью взора, в котором много чувствительности, но нет вялости Трудно поверить, как искусно ездит она верхом, правя лошадьми – и даже горячими лошадьми – с ловкостью и смелостью грума. Она превосходно танцует, изящно исполняя серьезные и легкие танцы. По-французски она выражается с изяществом, и меня уверяют, что и по-русски она говорит так же правильно, как и на родном ей немецком языке, причем обладает и критическим знанием обоих языков. Говорит она свободно и рассуждает точно".
Екатерина II оставила после себя множество автобиографических зарисовок – шутливых и вполне серьезных. Среди них и сочиненная ею во время веселых и шумных празднеств и балов по случаю рождения внука Александра эпитафия самой себе (1778 год): "Здесь лежит Екатерина Вторая Вступив на Российский престол, она желала добра и старалась доставить своим подданным счастие, свободу и собственность. Она легко прощала и не питала ни к кому ненависти. Пощадливая, обходительная, от природы веселонравная, с душою республиканскою и с добрым сердцем, она имела [много] друзей. Работа ей легко давалась. Она любила искусства и быть на людях".
А вот уже вполне серьезный взгляд Екатерины на себя: "По природе снисходительная, я без труда привлекала к себе доверие всех, имевших со мною дело, потому что всякий чувствовал, что побуждениями, которым я охотнее всего следовала, были самая строгая честность и добрая воля. Я осмелюсь утверждать относительно себя, если только мне будет позволено употребить это выражение, что я была честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, нежели женским в соединении с мужским умом и характером во мне находили все приятные качества женщины, достойной любви".
Весьма важная для правителя огромной империи черта. В обширной переписке с близкими по духу людьми Екатерина II не раз выказывает и на деле демонстрирует готовность воспользоваться для "общего блага" знаниями и умением более сведущих людей без всякого ущемления своего "я": "Я всегда чувствовала большую склонность быть под руководством людей, знающих дело лучше моего, лишь бы только они не заставляли меня подозревать с их стороны притязательность и желание овладеть мною: в таком случае я бегу от них без оглядки". Она без всякого притворства и расчетливости превозносила личные достоинства заслуживающего похвал человека, не считаясь при этом с неизбежными пересудами. Так, характеризуя Г.А. Потемкина, имевшего тучу врагов, Екатерина прежде всего отмечает "его смелый ум, смелую душу, смелое сердце", он, подводит итог императрица, – "великий человек". О другом своем фаворите, Г.Г. Орлове, она говорила: "Гений его был очень обширен", "умел колебать умы, а его ум не колебался никогда". И таких примеров можно привести множество.
Екатерине II присущи и столь необходимые для верховного правителя качества, как твердость, решительность, мужество. Это дало основание близко знавшим ее современникам называть императрицу "непоколебимою". И тем не менее, управляя сложным государственным механизмом, Екатерина оставалась весьма гибким политиком, отнюдь не на словах демонстрируя обстоятельную взвешенность при выборе того или иного подхода: "Действовать нужно не спеша, с осторожностью и с рассудком". Она с полным основанием относила себя "к таким людям, которые любят всему знать причину", и в соответствии с этим старалась принимать адекватные конкретной ситуации решения.
Но, несмотря на природную гибкость ума, Екатерина II, как она сама признавалась, "умела быть упрямою или твердою (как угодно), когда это было нужно", но "никогда не была злопамятна Во всех случаях человеколюбие и снисхождение к человеческой природе предпочитала я правилам строгости".
Внешняя политика Екатерины (этой темы мы не касаемся в данной статье) в рамках этических норм своего времени была последовательной и честной. Но при этом надо помнить и о публичном заявлении Екатерины II, как бы подводившем итог проводимому ею внешнеполитическому курсу – никто и никогда не сомневался в самостоятельности принимаемых императрицей решений: "В это столетие Россия не понесла убытков ни от какой войны и не позволит управлять собою".
Письма Екатерины иностранным корреспондентам содержат подробные описания ее занятий, образа жизни, интересов. Хозяйке модного парижского литературного салона г-же Жоффрен она, например, пишет: "В те дни, когда меня менее беспокоят, я чувствую более чем когда-либо рвение к труду. Я поставила себе за правило начинать всегда с самого трудного, тягостного, с самых сухих предметов; а когда это кончено, остальное кажется мне легким и приятным; это я называю приберегать себе удовольствие. Я встаю аккуратно в 6 часов утра, читаю и пишу до 8-ми, потом приходят мне читать разные дела; всякий, кому нужно говорить со мною, входит поочередно, один за другим; так продолжается до 11-ти часов и долее; потом я одеваюсь. По воскресеньям и праздникам иду к обедне; в другие же дни выхожу в приемную залу, где обыкновенно дожидается меня множество людей. Поговорив полчаса или 3/4 часа, я сажусь за стол; по выходе из-за стола, является Бецкой наставлять меня; он берет книгу, а я свою работу". (Иван Иванович Бецкой, внебрачный сын фельдмаршала князя И.Ю. Трубецкого, президент Академии художеств в Петербурге. Он пользовался полным доверием императрицы, был штатным ее чтецом. Под "работой" имеется в виду вязание, которое, как она пишет, "дозволяет думать совсем о другом и не раздражает".) "Чтение наше, – продолжает Екатерина, – если его не прерывают пакеты с письмами и другие помехи, длится до 5 часов с половиною; тогда или я еду в театр, или играю, или болтаю с кем случится до ужина, который кончается прежде 11 часов; затем я ложусь и на другой день повторяю то же самое как по нотам".
О своей полной погруженности в работу пишет она и г-же Бьельке, близкой подруге своей матери, в Гамбург: "Я от природы люблю суетиться, и чем более тружусь, тем бываю веселее". Прежде всего – это дела по управлению ее "маленьким хозяйством", как она называла свою государственную деятельность. Во время русско-турецкой войны 1787– 1791 годов императрица буквально ими завалена. "Я с некоторых пор, – пишет она другу литератору Гриму, – работаю, как лошадь, и мне мало моих четырех секретарей: я вынуждена увеличить их число". По мнению позднейших ее биографов, "восприимчивостью и трудолюбием она превосходила многих великих деятелей в истории всех времен". "Привычка сделала с нами то, – писала она, – что мы отдыхаем, только когда голова уже окончательно на подушке, и тут еще во сне приходит на мысль все, что надо было бы сказать, написать или сделать".
Желания Екатерины были скромными, хотя и определяли многое, если не все в ее жизни: "Здоровье прежде всего; затем удача; потом радость; наконец, ничем никому не быть обязанной". Современники отмечали, что "она была проста в домашней жизни", отличалась чрезвычайной умеренностью в пище и питье. Но вместе с тем баснословная пышность русского двора при Екатерине изумляла иностранцев немыслимым соединением азиатской роскоши с европейской утонченностью.
То, что Екатерина II – мудрая правительница, признавали даже ее закоренелые недоброжелатели. Правда, В.О. Ключевский оценивал ее ум достаточно критически: "Это не была самая яркая черта характера Екатерины: она не поражала ни глубиной, ни блеском своего ума У нее был ум не особенно тонкий и глубокий, зато гибкий и осторожный, сообразительный, умный ум, который знал свое место и время и не колол глаз другим, Екатерина умела быть умна кстати и в меру". Однако Екатерина обладала другим бесценным качеством, столь необходимым самодержавной правительнице, тем "счастливым даром", который позволял свободно ориентироваться в самой сложной ситуации, – "памятливостью, наблюдательностью, догадливостью, чутьем положения, уменьем быстро схватить и обобщить все наличные данные". Ее трудно было застать врасплох. Всегдашняя собранность и живая сообразительность помогали выбрать оптимальный вариант решения неожиданно возникшей проблемы.
Дидро не раз подолгу беседовал с Екатериной во время своего пятимесячного пребывания в России (в конце 1773 – начале 1774 года), наблюдая императрицу в реальной обстановке. Не имея ни малейшего повода для лести, он писал о ее "непостижимой твердости в мыслях", о "легкости в выражениях", о "знании быта и дел государства своего", о том, что "ни один предмет не чужд ей". Обобщая наблюдения современников, лучший и по сегодняшний день биограф Екатерины II дореволюционный историк А.Г. Брикнер признавал, что "познания и стремления Екатерины отличались не столько глубиной и основательностью, сколько широтою и разнообразием", и отмечал, что она "была как бы создана для престола: в истории мы не встречаем другой женщины, столь способной к управлению делами".
Буквально всех привлекало в Екатерине ее необыкновенное умение слушать и слышать собеседника. По словам австрийского принца де Линя, "она не говорила для того, чтоб только говорить, и внимательно выслушивала тех, которые с ней говорили". И в этом проявлялся не столько интерес к собеседнику, сколько желание расположить его к себе, приобрести его доверие и заставить раскрыться. И не только молодые, но и зрелые мужи испытывали на себе неотразимое обаяние императрицы, чем она, кстати сказать, умело пользовалась. Даже умудренный большим жизненным опытом и знанием всех хитросплетений дворцовой жизни статс-секретарь Екатерины II поэт Г.Р. Державин не раз бывал обезоружен ее невозмутимой любезностью. "Часто случалось, что рассердится и выгонит от себя Державина (поэт писал о себе всегда в третьем лице. – М.Р.), а он надуется, даст себе слово быть осторожным и ничего с ней не говорить; но на другой день, когда он войдет, то она тотчас приметит, что он сердит, зачнет спрашивать о жене, о домашнем его быту, не хочет ли он пить и тому подобное ласковое и милостивое, так что он позабудет всю свою досаду и сделается по-прежнему чистосердечным. В один раз случилось, что он, не вытерпев, вскочил со стула и в исступлении сказал: "Боже мой! Кто может устоять против этой женщины? Государыня, вы не человек. Я сегодня наложил на себя клятву, чтоб после вчерашнего ничего с вами не говорить, но вы против моей воли делаете из меня что хотите"".
По многочисленным отзывам современников, Екатерина II слыла открытым, душевным человеком, что чрезвычайно импонировало психологическому складу русского человека. О том же говорит ее всегда доброе ("материнское") отношение к своим ближайшим помощникам, к слугам. И другая важная черта, на нее указывает французский посланник Л. Ф. Сегюр: она "никогда не оставляла человека, к которому питала дружбу", и особо отмечает ее неподдельное уважение к личности человека, кем бы он ни был.
Энергичная, веселая по натуре Екатерина редко поддавалась унынию. В письме к Бьельке, написанном в тяжелую пору ее "привыкания" к трону, а общества к ней, есть примечательные строки: "Надобно быть веселою только это одно все превозмогает и переносит. Говорю это по опыту: я много переносила и превозмогала в моей жизни, однако смеялась, когда могла, и клянусь вам, что в настоящую минуту, когда у меня столько затруднений в моем звании, я охотно играю, когда представляется случай, в жмурки с моим сыном и часто без него". Как она сама признавалась, "для людей моего характера нет в мире ничего мучительнее сомнения".
В сложной внутренней и внешнеполитической обстановке конца 1769 года, когда многие уже предвкуша ли ее падение, она пишет той же Бьельке: "Храбрее, вперед – выражение, с которым я одинаково проводила и хорошие, и дурные годы. Вот уже мне исполнилось сорок лет, и что такое настоящее дурное положение [по сравнению] с тем, которое прошло?" Ту же мысль она позже выразила в чеканной фразе: "Отважно выдерживать невзгоду – доказательство величия души; не забываться в благополучии – следствие твердости души". Вместе с тем Екатерина II была лишена свойственной немцам холодной рассудительности, больше являя собой пример, как она сама говорила, натуры "восторженной", "горячей головы". Возражая неумеренно льстивым попыткам представить ее "образцом во всех отношениях", она пишет: "Этот образец не только плох, но и непригоден для образца", так как "я вся состою из порывов, бросающих меня то туда, то сюда". Эта ее природная черта порой проявлялась и в государственных делах.
В 1767 году императрица, как мы помним, со всей страстью принялась за работу над "Наказом". Но, наткнувшись на непонимание, быстро охладела к своему детищу. В 1775 году она уже не менее горячо увлечена составлением "Учреждения для управления губерний" и склонна именно в нем видеть вершину своих законотворческих усилий. Однако спустя два года Екатерина II, казалось бы, ни с того ни с сего дает весьма критическую оценку всей своей деятельности, в том числе и законотворческой. Поводом послужила неудача со строительством совершенно нового по замыслу личного дворцового комплекса под Петербургом, в Пелле. "Я открыла только два дня назад, – признается она, – что я – "инициаторша" по профессии [и] до сих пор ничего не довела до конца из всего, что я начала".
Через год, как бы оправдываясь и не желая, видимо, разрушать прочно сложившееся в свете представление о ней как о неутомимом строителе, Екатерина поясняет: "Не достает только времени кончать все это. Таковы мои законы, мои учреждения: все начато, ничего не кончено, все из пятого в десятое; но если я проживу два года, все приведется в конечное совершение". Но спустя чуть более двух лет Екатерина с не свойственной ей грустью заключает, что дело, оказывается, отнюдь не в нехватке времени: "Никогда я так хорошо не сознавала, что я - прошедшее несовершенное, составленное из урывок". Согласимся, далеко не каждый из "избранных" способен столь самокритично взглянуть на себя.
Немало говорилось и говорится о чрезмерном честолюбии и тщеславии Екатерины II. Однако есть много достоверных свидетельств, опровергающих подобные характеристики. Одно из них - собственноручно написанные "Нравственные идеалы Екатерины II", на которые исследователи по какой-то причине не обращают должного внимания:
"Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора; отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света: по большей части оно скромно и [прячется где-нибудь] в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе.
Никогда не позволяйте льстецам осаждать вас: давайте почувствовать, что вы не любите ни похвал, ни низостей.
Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости.
Будьте мягки, человеколюбивы, доступны, сострадательны и щедры; ваше величие да не препятствует вам добродушно снисходить к малым людям и ставить себя в их положение, так чтобы эта доброта никогда не умаляла ни вашей власти, ни их почтения. Выслушивайте все, что хоть сколько-нибудь заслуживает внимания; пусть видят, что вы мыслите и чувствуете так, как вы должны мыслить и чувствовать. Поступайте так, чтобы люди добрые вас любили, злые боялись и все уважали.
Храните в себе великие душевные качества, которые составляют отличительную принадлежность человека честного, человека великого и героя. Страшитесь всякой искусственности. Зараза пошлости да не помрачит в вас античного вкуса к чести и доблести.
Мелочные правила и жалкие увлеченности не должны иметь доступа к вашему сердцу. Двоедушие чуждо великим людям: они презирают все низости.
Молю Провидение, да напечатлеет оно эти немногие слова в моем сердце и в сердцах тех, которые их прочтут после меня".
Изложенные в этом небольшом сочинении стержневые этические нормы в полной мере отвечали возвышенным представлениям "века Просвещения", и, если сама Екатерина не всегда их придерживалась, авторство этих строк делает ей честь.
Приведем несколько примеров, не отвечающих расхожим суждениям о "непомерном" честолюбии Екатерины II. В 1782 году жизнь северной столицы взбудоражена примечательным событием - открытием памятника Петру Первому, шедевра великого Фальконе. В умах особо ретивых льстецов тут же родилась мысль о сооружении такого же монумента в честь Екатерины. Ее реакция быстрая и недвусмысленная: "Я не хочу памятника с моего ведома, конечно, это не будет исполнено". И действительно, при ее жизни не появилось ни одного памятника в ее честь.
И еще пример. В 1780 году была сделана вторая попытка (по инициативе Сената) официального "поднесения" ей титула "Великая". На вопрос Гримма, правда ли это, Екатерина отвечает внятно и просто: "Оставьте глупые прозвища, которыми некоторые мальчишки (имеются в виду сенаторы. - М. Р.) захотели украсить мою седую голову и за каковую ветреность им надавали щелчков, так как они еще не родились, когда все эти глупости были торжественно отвергнуты на собрании уполномоченных" (то есть во время работы Уложенной комиссии. - М. Р.). И когда в последующем Гримм в письмах к императрице, вслед за де Линем, употребляет обращение "Екатерина Великий", она резко пресекает его: "Прошу вас не называть меня более Екатерина Великий; во-первых, потому что не люблю прозвищ; во-вторых, мое имя – Екатерина Вторая".
Интересен и такой случай, хотя число их легко увеличить. После смерти Вольтера Екатерина, как известно, купила у его наследницы обширную библиотеку философа. Отсылая его родственнице вместе с деньгами и подарками письма "фернейского отшельника", она категорически запретила их публикацию: "Меня обвинят в тщеславии, если я отдам в печать письма, которые полны лестных для меня отзывов". Екатерина настоятельно просит не печатать и ее собственные письма к Вольтеру и не давать снимать с них копий, ибо она "не довольно хорошо пишет". Между тем известно, что письма Екатерины отличались не только глубоким содержанием, но и превосходным стилем, изяществом слога.
Екатерина II сумела избежать едва ли не самого губительного для всякой власти вообще, а для самодержавной в особенности – искушения лестью. Когда ей приходилось узнавать о себе и своих делах самые разноречивые мнения, то, обращаясь к одному из своих верных почитателей – Гримму, она без какой-либо рисовки вопрошала: "Послушайте, вы судите обо мне настолько же хорошо, насколько другие худо; кому же верить? Я возьму середину: буду думать, что я занимаю не первое место, но и не последнее в каком бы то ни было из веков". Можно смело утверждать, что, говоря "я", она имела в виду: за ней – вся Россия. Когда, к примеру, после заключения мира со Швецией в 1790 году Г.А. Потемкин в искреннем порыве поздравил императрицу с "плодом неустрашимой ее твердости", она без тени ложной скромности так оценила свое место в этом событии: "Хотя может показаться, что в словах много лести, я отвечала ему, что русская императрица, у которой за спиной 16 тысяч верст, войска, в продолжение целого столетия привыкшие побеждать, полководцы отличаются дарованиями, а офицеры и солдаты – храбростью и верностью, не может без унижения своего достоинства не выказывать "неустрашимой твердости "".
3наменательна и запись в ее заветной тетради "Мысли, замечания императрицы Екатерины. Анекдоты": "Я желаю и хочу лишь блага той стране, в которую привел меня Господь; Он мне в том свидетель. Слава страны создает мою славу. Вот мое правило: я буду счастлива, если мои мысли могут тому способствовать".
Все, кто когда-либо работал с императрицей, находили ее разумной и чуткой. Екатерина могла на равных беседовать с людьми о политике, выслушивать чужие доводы, изменять свою точку зрения. Она не была излишне обидчивой и мелочной и редко выходила из себя. Однако за ее мягкостью и обходительностью скрывались железная воля, приведшая Екатерину к власти, и самообладание, помогавшее удерживать эту власть всю жизнь.
Ее жесткость в стремлении сохранить власть любой ценой можно проследить на примере судеб всех ее "соперников" в претензиях на российскую корону, будь то несчастный Иоанн Антонович, "княжна Тараканова", Емельян Пугачев (объявивший себя счастливо спасшимся Петром III) или собственный сын Павел, которому она так и не уступила царский престол после того, как он достиг совершеннолетия. Екатерина решительно отвергла конституционный проект Никиты Панина, еще раз доказав, что сама мысль о возможности ограничения самодержавной власти для нее абсолютно неприемлема. Не требует комментариев и настойчивое желание Екатерины решить вопрос о престолонаследии в пользу любимого внука Александра, поскольку она отлично понимала, что Павел сделает все, чтобы опорочить ее имя и перечеркнуть многие ее дела. И эта страсть к власти, умение бороться за обладание ею и способность удержать ее, несмотря ни на что, были подлинной доминантой ее личности.
Но каким бы умом и талантами ни была наделена Екатерина II, без знающих и инициативных помощников, верных сподвижников государственное строительство в годы ее правления едва ли могло быть столь успешным. И она с первых лет своего правления придавала особое значение подбору чиновников высшего звена. Вот имена лишь некоторых из назначенных ею на ответственные посты деятелей, оставивших заметный след в истории России: А.А. Безбородко, И.И. Бецкой, А.И. Бибиков, А.Р. Воронцов, А.А. Вяземский, Д.М. Голицын, братья Г.Г. и А.Г. Орловы, Н.И. Панин, Г.А. Потемкин, К.Г. Разумовский, Н.И. Салтыков, Н.В. Репнин, П.А. Румянцев, А.В. Суворов, Г.А. Спиридов, Ф.Ф. Ушаков и многие другие.
В способ подбора кадров она, пожалуй, не привнесла ничего существенно нового, а лишь последовательно руководствовалась правилами и опытом Петра Великого, которого боготворила. Вот ее слова: "Все на свете держится людьми нужно только их заставить делать, что нужно, и как скоро есть такой двигатель, все пойдет прекрасно". При этом она ничуть не сомневалась, что "в замечательных людях никогда не бывает недостатка".
"О, жестоко ошибаются, воображая, будто чье-либо достоинство страшит меня. Напротив, я бы желала, чтоб вокруг меня были только герои, и я всячески старалась внушить героизм всем, в ком замечала к тому малейшую способность, – писала она. – Я люблю, когда достойному достается место по заслуге; ибо, Бог свидетель, мы не питаем ни малейшего сочувствия к дуракам на высоких местах". Правда, бывало, что Екатерина все же переоценивала возможности своих избранников. Но и в этом случае не обделенная хитростью правительница ловко использовала силу и слабость каждого в интересах дела, вызывая в них здоровый дух соревнования. И вообще она считала, что лучше ненавязчиво подсказывать, чем приказывать, лучше внушать преобразования, чем их предписывать. В. О. Ключевский, отчасти повторяя слова современника Екатерины II пpинцa дe Линя, писал по этому поводу: "Xopoшo изучив людей, она знала, кому какое дело поручить можно, и так осторожно внушала намеченному исполнителю свою мысль, что он принимал ее за свою собственную и тем с большим рвением исполнял ее".
Однако с годами, особенно к концу царствования, Екатерине II становилось все сложнее подбирать себе помощников. На ответственные посты все чаще попадали люди случайные, мелкие. Из жизни постепенно уходили надежные, проверенные в трудных делах люди. Только с 1779 по 1789 год Екатерина потеряла девятнадцать сенаторов, тогда как за предыдущие 17 лет – лишь восьмерых. Это сильно ее угнетало. И в одном из писем Гримму в начале 1790-х годов она с не свойственной ей резкостью пишет о том, что "половина тех, кто еще в живых, или дураки, или сумасшедшие; попробуйте, коли можете, пожить с такими людьми!"
Разительная перемена в оценке окружающих объясняется не только раздражительностью и брюзгливостью стареющей императрицы, но и неизбежными издержками ее царствования: за долгие годы двор оброс множеством своекорыстных приспособленцев, людей недобропорядочных. Не зря же даже любимый и любящий внук Александр за полгода до смерти бабушки в письме своему близкому другу В. П. Кочубею, говоря о людях, занимавших высшие посты в ее окружении, заметил, что многих из них "не желал бы иметь у себя и лакеями". Он не назвал поименно этих вельмож, считавших для себя обязанностью быть при утреннем туалете "дуралеюшки" (так прозвал последнего фаворита Екатерины Платона Зубова Храповицкий) и с улыбкой сносивших проказы его любимой обезьяны, прыгавшей по их головам во время малых приемов во внутренних покоях императрицы. Но в их числе был, например, и будущий фельдмаршал М.И. Кутузов, по утрам варивший Зубову "особенным образом" кофе. Да что Кутузов! Вынужден был считаться с Зубовым, возомнившим себя великим человеком, даже цесаревич Павел, отлично знавший, что пользовавшийся безграничным доверием императрицы фаворит не только допускал "на стороне" неподобающие "амурные шалости", но и бесконтрольно распоряжался казенными деньгами.
Рядом с императрицей почти нет способных к управлению государством лиц, и это приводит ее в отчаяние. В октябре 1791 года, после неожиданной кончины верного соратника Потемкина, Екатерина писала, что князь своею смертью сыграл с ней "злую шутку". "Теперь вся тяжесть правления лежит на мне. Ну, как же быть? Надо действовать Ах, Боже мой! Опять нужно приняться и все самой делать". Это уже голос не сильной правительницы, а раздавленной горем усталой женщины, волею судьбы вознесенной на самую вершину власти такой огромной империи, как Россия.
В поисках опоры она останавливает свой выбор на двух, на ее взгляд, "подающих более всего надежд" особах – Платоне и Валериане Зубовых (одному было неполных 24 года, а другому не исполнилось и 20), с поразительной слепотой наделяя первого "последовательным умом", "понятливостью", "обширными и разнообразными" знаниями и даже называя его очень "даровитым человеком". Столь неадекватная характеристика весьма амбициозного, заносчивого и в той же мере посредственного по интеллекту П. Зубова со всей очевидностью показывает, насколько императрица стала ошибаться в людях.
Великий князь Александр Павлович с болью пишет тому же Кочубею: "В наших делах господствует неимоверный беспорядок; грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша".
Примерно то же отмечал и К. Массон в своих "Секретных записках о России", которые едва ли были известны в то время Александру. Острый и непримиримый критик сложившегося режима, Массон писал, что конец царствования Екатерины II "в особенности был бедственен для народа и империи. Все пружины управления были испорчены: всякий генерал, всякий губернатор, всякий начальник департамента сделался в своей области деспотом. Чины, правосудие, безнаказанность продавались с публичного торга. До 20 олигархов под предводительством фаворита разделили Россию, грабили или позволяли грабить финансы и состязались в грабительстве несчастных". Именно к последним годам правления Екатерины II относятся и известные резкие оценки А. С. Пушкина: "Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала. Одобренные таковою слабостию, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдаленные родственники временщика с жадностию пользовались кратким его царствованием От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно".
Между тем люди из ближайшего окружения (отчасти из желания угодить всесильному фавориту П. Зубову, отчасти оберегая покой царицы) внушают ей, что в стране все обстоит намного лучше, чем когда бы то ни было. И Екатерина хотела этому верить (иначе, на что потрачена жизнь?) и верила.
Объем очерка не позволяет сколько-нибудь подробно остановиться на теме фаворитизма при Екатерине II, потому скажем главное. По свидетельствам вызывающих доверие современников - отечественных и зарубежных, - императрица сама всегда "точно определяла степень доверия" фаворитам, границы их вмешательства в предначертанный ею ход дел. Они "увлекали ее за собой в решениях данного дня, но никогда не руководили ею в делах важных". Даже К. Массон, не упускавший случая позлословить по ее адресу, писал, что любовная страсть "никогда не господствовала над нею до такой степени, чтобы сделать из нее Мессалину", хотя тут же замечал, что эта же страсть "часто позорила ее величие и пол". И еще: всегда по-доброму расставаясь со своими избранниками, она щедро их одаривала деньгами, драгоценно стями, дворцами, крепостными. По приблизительным подсчетам историков, только десяток из них обошелся казне в сумму, превышавшую годовой бюджет страны, - 92 миллиона 500 тысяч рублей.
Вся жизнь и деятельность Екатерины II были подчинены замечательной формуле: "Последовательность в поступках". С исчерпывающей ясностью она раскрывается в ее словах, относящихся к последним годам ее жизни, к 1794 году: "Счастье и несчастье зависят от характера человека; характер определяется нравственными правилами, а успех зависит от умения найти надлежащие средства для достижения цели. Как скоро у человека нет твердых убеждений и он ошибся в средствах, тотчас пропадает всякая последовательность в поступках". Екатерина II – императрица и человек – твердо следовала однажды принятым правилам, и, когда после смерти Потемкина в свете поползли слухи о предстоящих переменах в делах, она клятвенно обещала: "Что касается до меня, будьте уверены, что я останусь неизменной; я всем проповедую постоянство и, конечно, сама не стану меняться". И в этом была, пожалуй, отличительная особенность всего ее 34-летнего царствования – стабильность.
Свою же собственную роль в процессе достижения "истинного блага" в России она оценивала скромно: "Что бы я ни делала для России, - это будет только капля в море". В действительности дело конечно же обстояло не так. Один из близких ко двору современников, А.И. Рибопьер, вскоре после ее смерти в ответ на попытки публично очернить дела и личность Екатерины II, может быть, чуть высокопарно писал: "Как женщина и как монархиня [она] вполне достойна удивления. Чтоб в этом убедиться, стоит только сравнить, чем была Россия в ту минуту, когда она вступила на престол, с тем, чем стала, когда верховная власть перешла в руки Павла I. Она присоединила к империи богатейшие области на юге и западе. Как законодательница, она начертала мудрые и справедливые законы, очистив наше древнее Уложение от всего устарелого. Она почитала, охраняла и утверждала права всех народов, подчиненных ее власти. Она смягчала нравы и всюду распространяла просвещение. Вполне православная, она, однако, признала первым догматом полнейшую веротерпимость: все вероисповедания были ею чтимы, и законы, по этому случаю изданные ею, до сих пор в силе".
Автор "Записок" останавливается и на более частных делах Екатерины II, поражавших воображение современников и поныне восхищающих ее потомков: "Красивейшие здания Петербурга ею построены. Эрмитаж с богатейшими его коллекциями, Академия художеств, Банк, гранитные набережные, гранитная облицовка Петропавловской крепости, памятник Петру Великому, решетка Летнего сада и пр. – все это дела рук ее".
Суть перемен, происходивших в российском обществе времени правления Екатерины II, образно передал И.И. Бецкой в словах, обращенных к императрице: "Петр Великий создал в России людей; Ваше Величество влагаете в них души". Если "государственник" Петр I был прежде всего озабочен повышением общего уровня развития страны и заимствовал у Запада в основном экономические структуры и механизмы государственного управления, то Екатерина II, точно так же на первый план ставившая интересы государства, хотела внедрить в русское общество свойственную буржуазному (точнее – предбуржуазному) обществу идеологию Просвещения. Если "век Петра был веком не света, а рассвета", когда много было сделано "во внешнем, материальном отношении преимущественно", то в свершениях второй половины XVIII века, по определению С. М. Соловьева, "ясно видны признаки возмужалости народа, развития сознания, обращения от внешнего к внутреннему, обращения внимания на самих себя, на свое".
Другое отличие от петровских преобразований, отмечаемое современниками, было не менее существенным и значимым: Екатерина II "кротко и спокойно закончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно" в целях "европеизации" страны. Екатерина II предпочитала силу убеждения, а не всесокрушающую дубину своего кумира. Князь П. А. Вяземский остроумно заметил по этому поводу: "Как странна наша участь. Русский силился сделать из нас немцев; немка хотела переделать нас в русских". В царствование Екатерины шел процесс укрепления гражданских основ как в системе управления, так и в обществе в целом. Если начиная с Петра Великого именно военные или лица с богатым опытом военной службы, как правило, являлись исполнителями воли монарха и к середине XVIII века почти полностью комплектовали высшие звенья управленческого аппарата, то при Екатерине II в администрацию все чаще приходят лица гражданского состояния – убедительное свидетельство становления цивилизованного общества.
Пожалуй, можно согласиться с мнением биографов императрицы Екатерины II, что ее величие состоит не столько в достигнутом при ней экономическом росте страны и территориальных приобретениях, а в первую очередь в том, что она "тщательно выстраивала новые отношения между правителем и подданными". Это неизбежно приводило к заметному смягчению нравов при Екатерине. Благодаря настрою, воле просвещенной правительницы во второй половине XVIII столетия в России выросло, как образно определил Н. Я. Эйдельман, поколение непоротых дворян. Это "новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, – писал А. С. Пушкин, – час от часу более привыкало к выгодам просвещения". Именно в царствование Екатерины II, как справедливо отмечает один из современных историков, "элита русского общества наслаждалась впервые появившимися у нее чувством свободы и личного достоинства, а сфера частной жизни, отдельной от государственной службы, расширилась неизмеримо". Намного раньше эту мысль выразил великий Н. М. Карамзин в краткой и ясной формуле: в царствование Екатерины II самодержавие было "очищено от примесов тиранства". Отсюда знаменитое, по-юношески восторженное восклицание уже тогда маститого ученого мужа: "И я жил под ее скипетром! И я был щастлив ее правлением!"
Несмотря на все старания врачей после 36-часовой агонии она умерла в 9 часов 45 минут 6 ноября 1796 года.
Так завершилось царствование Екатерины II, еще при жизни снискавшей по делам своим титул "Великая". Ее величие и в том, что именно при ее просвещенном правлении в России стали осознавать значение гуманных идей, а в обществе впервые, пусть и не так громко, заговорили о праве любого человека думать, размышлять о грядущем "общем благе".
Императрица Екатерина II, решительно отвергнувшая в 1782 году идею создания ей прижизненного памятника, в шутку сказала, что "охотно предоставляет эту честь Александру", имея в виду своего внука. Ей, видимо, и в голову не могло прийти, что лишь почти сто лет спустя после ее смерти, при ее правнуке Александре II, страна отдаст наконец долг благодарности и увековечит в бронзе память об императрице, которая искренне "любила Россов, возвела их к славе". Это историческое событие произошло 24 ноября 1873 года, когда оригинальный по композиционному решению памятник установили в центре Петербурга перед Александринским театром в виду Публичной библиотеки, ею же учрежденной. Автором памятника был выдающийся художник Михаил Осипович Микешин. По мнению специалистов, да и общественности в целом, ему как нельзя лучше удалось показать, что императрица Екатерина II "сама же поддерживает свое величие и в своей особе олицетворяет все добродетели просвещенного монарха, преданного общественному благу".

РАХМАТУЛЛИН М., (c) Опубликовано: Наука и жизнь. 2003. №2-4. Адрес в Интернете: www.nkj.ru

Король Август Понятовский

Станислав Антоний Понятовский (имя Станислав Август он принял при коронации) родился в 1732 году в имении Волчин неподалеку от Бреста. Он был отпрыском двух старинных аристократических польских фамилий – Понятовских и Чарторыйских.

Отец Понятовского, войсковой полковник получил титул краковского старосты и женился на Констанции Чарторыйской.

Уже в 1752 году Станислав получил место депутата в Сейме (парламенте) Речи Посполитой, где почти сразу обратил на себя внимание острым умом и красноречием.

Ступив на стезю дипломатической службы, молодой Понятовский отправился в Париж, где окунулся в роскошную и праздную жизнь французского королевского двора. В 1757 году польский король Август III назначил Станислава Августа своим посланником в России.

Около шести лет он жил там, аккредитованный при дворе в качестве посла Саксонии. Ведущую роль в судьбе этого человека сыграла знаковая историческая фигура эпохи – наследница русского престола Екатерина II.

Все началось в 1757 году. Польский посол в России – статный и видный Станислав Понятовский – увидел молодую Екатерину. Блестящему польскому дипломату и красавцу удалось вскружить голову прусской принцессе.

Понятовский описывал свою возлюбленную как очаровательное создание: «Брюнетка, она была ослепительной белизны; … нос греческий, удивительной красоты руки и ноги, тонкая талия, рост скорей высокий, походка чрезвычайно легкая и в то же время благородная, приятный тембр голоса и смех такой же веселый, как и характер…».

Будущая Екатерина Великая (урожденная София Августа Фредерика, принцесса Анхальт-Цербтская) в 15-летнем возрасте была вызвана со своей матерью в Россию императрицей Елизаветой Петровной, крещена по православному обряду под именем Екатерины и наречена невестой великого князя Петра Федоровича (будущего императора Петра III), с которым обвенчалась в 1745 году.

Однако личная жизнь новоиспеченной русской принцессы складывалась совсем непросто. Петр был инфантилен и нисколько не интересовался своей молодой супругой. Нравы же при дворе были таковы, что Екатерина быстро научилась флиртовать и была уверена: что не позволено другим – разрешено ей!

Роман с Понятовским был в ее жизни не первым и не последним. Историки по-разному трактуют эту связь, и некоторые утверждают, что Екатерина была безумно влюблена. Но привязанность ее не была долгой, в начале 1760-ых годов Екатерина увлеклась новым любовником – гвардейским офицером Григорием Орловым, и Понятовский… получил отставку.

У Станислава Понятовского любовниц было не менее чем любовников у Екатерины, но фавориткой была одна – Эльжбета Грабовская. От короля у Эльжбеты было пятеро детей: две дочери Констанция и Изабелла, трое сыновей – Михал, Казимир, Станислав.

В 1762 году он вернулся на родину, но и по окончанию любовной связи сохранил к себе благожелательное отношение будущей императрицы.

В 1763 году умер польский король Август III. Соседи Речи Посполитой Австрия и Пруссия, пользуясь ее слабостью, стремились к разделу польских земель. Этим планам противостояла Россия, которая держала Речь Посполитую на коротком поводе, рассматривая как марионеточное государство, потому выступала за ее целостность.

В этой обстановке прошли выборы нового польского короля (Речь Посполитая, имея во главе короля, на самом деле была монархической республикой). Чарторыйские выдвинули кандидатуру своего родственника Станислава Августа Понятовского, имевшего тесные связи при петербургском дворе. И это предложение нашло отклик в сердце Екатерины II, пожелавшей иметь на польском престоле близкого ей человека. Екатерину поддержал прусский король Фридрих II Великий.

Так вышло, что с помощью России на троне оказался природный поляк, в жилах которого текла кровь знаменитой династии Пястов. Таким образом, династия вновь вернула себе древний трон (начиная с середины XIV века, Пятсы уже не правили страной, а польский престол занимали в основном иностранцы).

В первые годы правления Станислав Август II купался в море народной любви и популярности. Новый король был добродушен, остроумен, хорош собой, неравнодушен к блеску светской жизни. Особые восторги в Варшаве вызывали званые вечера при дворе, которые устраивали по четвергам, когда собирался весь цвет польского мира науки, искусства и литературы.

…Блистал бывший возлюбленный великой княжны Екатерины Алексеевны и в привычном для себя амплуа – высокородные аристократки практически выстраивались в очередь к королевской постели, ведь быть фавориткой Станислава Августа II считалось великой честью.

На волне всеобщей поддержки и восхищения Понятовский провел некоторые реформы, которые были направлены на централизацию государственной власти и ограничение олигархического произвола.

Эти шаги вызвали недовольство не только польской шляхты, но и России, и Пруссии. Ярым противником реформ стал русский посланник в Варшаве князь Н. В.  Репнин, который сумел сплотить против короля часть польской аристократии. Опираясь на русскую армию, расквартированную в Польше на постоянной основе, противники реформ блокировали их проведение.

В этой ситуации Екатерина показала, что для нее государственные интересы важнее личных привязанностей и… отказала в поддержке экс-любовнику. Пришлось дамскому баловню Станиславу Августу послушно следовать инструкциям «серого кардинала» – князя Репнина.

Следование русской политике вызвало охлаждение, а затем и яростную ненависть польских патриотов к прежде обожаемому королю.

Наиболее энергичные противники его политики образовали Барскую конфедерацию, которая в 1768 году начала военные действия против русских и королевских войск. Станислав Август II избегал каких-либо решительных действий, предпочитая тайные переговоры и подкуп вождей конфедерации.

На Речь Посполитую давно с аппетитом посматривали Австрия и Пруссия, а занятая войной с Турцией (1768-1774) Россия не смогла противостоять притязаниям этих двух стран и также решила принять участие в разделе все более слабеющей страны.

В 1772 году значительная часть территории Речи Посполитой перешла под юрисдикцию соседних государств. Понятовский покорно принял решение великих держав, не осмелившись ни протестовать, ни перейти на сторону польских патриотов.

С того момента король перестал играть какую-либо заметную роль в политической жизни своей страны. Он проводил дни в веселье и удовольствиях светской жизни, ничуть не заботясь о будущем. В ответ на упреки о забвении интересов Польши Станислав беззаботно отвечал, что лично ему «нужно столько земли, сколько уместится под его треуголкой».

Угроза ликвидации польской государственности подстегнула национальное самосознание народа. Деятели польского просвещения выдвинули программу политических и социальных реформ, призванных укрепить польскую государственность.

Станислав Август II решил, что Екатерине Великой не до Польши, и внезапно поддержал патриотов, присягнув на верность новой Конституции.

Тут же подняли головы реакционные польские магнаты, встревоженные ущемлением своих прав, образовав в 1792 году Тарговицкую конференцию, по призыву которой войска Пруссии и России вновь оккупировали территорию Речи Посполитой. Станислав Август тут же отказался от своей присяги на верность Конституции и перешел на сторону «тарговичан».

Екатерина Великая, раздосадованная событиями в Польше, вызвала из ссылки Суворова и бросила его в бой. Легендарный борец за свободу знаменитый Тадеуш Костюшко был разбит «русским львом».

Когда восстание было подавлено, состоялся третий, завершающий раздел Речи Посполитой, после которого Польско-Литовское государство прекратило свое существование.

Сын Екатерины – Павел I, приняв трон, велел Понятовскому явиться в Петербург. Через тридцать пять лет Станислав Август вновь увидел Невский проспект, Зимний, и построенный за время его отсутствия Екатериной для Григория Орлова Мраморный дворец. Здесь ему и предложили разместиться.

Император выказал бывшему фавориту своей матери достаточную милость: разрешил держать личную гвардию, увеличил пенсию. Бывший король мог принимать кого угодно, однако не имел права покинуть российскую столицу: он превратился в экзотический экспонат – отрекшийся, поднадзорный бывший король.

Осознав свое истинное положение, Понятовский словно прозрел. Это горькое прозрение стало одной из причин апоплексического удара бывшего короля польской державы.

12 февраля 1798 года он скончался за два часа до полуночи.

Павел устроил пышные похороны, будто и не было у монарха приставки «экс». После многодневного прощания в сопровождении войск гроб с забальзамированным телом доставили в костел святой Екатерины. Там император лично попрощался с покойным и надел на его голову копию короны польских королей. Гроб опустили в подвалы костела, где он простоял почти полтора века.

А в конце 1930-х, когда страна стала советской, и власти решили, что костел на Невском нужно снести, Сталин предложил Польше «забрать своего короля». И этот «реверанс» имел медвежью грацию, ибо большинство поляков воспринимали Понятовского, как «могильщика» Речи Посполитой – главного виновника развала страны. В меньшинстве были те, кто почитал его меценатом, при котором стремительно развивались наука и культура.

Тем не менее, отказаться от предложения Сталина было нельзя, и в Польше начали подыскивать место для захоронения. Поместить останки в Вавельский костел в Кракове, где покоились короли Польши и герои нации, не решились. Потому определили, что гроб тихо и без всяких почестей поместят в костеле святой Троицы в бывшем семейном имении Понятовских в Волчине под Брестом.

Поздним вечером 14 июля 1938 года сюда в обстановке строгой секретности из советского Ленинграда перевезли гроб с останками последнего короля Речи Посполитой. До сих пор в деревне есть люди, которые помнят тот дождливый летний вечер 38-го года.

Долгое время имела место версия, что тела Понятовского в Волчине никогда и не было. Что якобы еще в Петербурге во время наводнений Невы в результате затопления подвалов костела святой Екатерины тело короля полностью истлело. А в костел святой Троицы в трех гробах привезли «пустышку».

Потому вопрос о местонахождении останков последнего польского монарха более полувека не давал покоя исследователям.

Только в 1989 году белорусскими специалистами была предпринята попытка разыскать в Волчине какие-либо доказательства присутствия здесь королевских останков. Но были найдены только части дубового гроба. Их поместили в саркофаг, который в 1995 году установили в Варшаве, в костеле святого Яна, где Станислав Понятовский был коронован.

Однако белорусские ученые исследовали крипту и научно подтвердили, что захоронение там действительно было – найдены фрагменты одежд с королевскими польскими гербами.

Также было найдено множество костей, но после оказалось, что это кости животных. Последующая экспедиция из Польши, буквально просеяла всю землю в месте захоронения, но результат был отрицательным – человеческие останки не обнаружены.

Адрес в Интернет: http://www.belarustourism.by/belarus/history/commonwealth/people/poniatovsky/

Суворов Александр Васильевич (1730 - 1800)

Русский полководец. Князь Италийский, граф Рымникский и Священной Римской империи, генералиссимус русской армии и генерал-фельдмаршал австрийской армии. Отец Суворова, генерал-аншеф Василий Иванович, видя хилое сложение сына, предназначал его к гражданской службе, но, по желанию мальчика, записал его рядовым в лейб-гвардии Семеновский полк. Александр знал немецкий и французский языки, а впоследствии - несколько других. Любил читать, но преимущественно книги военного содержания. Вынеся из родительского дома уважение к науке и жажду знания, он постоянно пополнял свое многостороннее образование. В 1745 поступил на действительную службу, закалившую его здоровье. Солдаты любили Суворова, но уже тогда считали его чудаком. В офицеры был произведен лишь в 1754, а на боевое поприще впервые вступил во время 7-летней войны. В 1761 командовал отдельными отрядами и отличился как отважный партизан и лихой кавалерист. В 1762 был послан с депешами к императрице и назначен командиром Астраханского пехотного полка. Командуя с 1763 Суздальским пехотным полком, Суворов выработал свою знаменитую систему воспитания и обучения войск. В ноябре 1768 Суздальский полк был отправлен из Ладоги в Смоленск для действий против польских конфедератов. Победы, одержанные им под Ландскроной и Столовичами, овладение Краковом (15 апреля 1772), сильно повлияли на исход войны, результатом которой был первый раздел Польши. Возвратясь в Петербург, Суворов, произведенный в генерал-майоры, был командирован для осмотра границы со Швецией, а потом в армию Румянцева, стоявшую на Дунае. По окончании турецкого похода Суворов был послан к графу Панину, занятому усмирением пугачевского мятежа, но к месту нового назначения успел прибыть лишь после окончательного поражения Пугачева. До 1779 Суворов командовал войсками на Кубани и в Крыму и превосходно организовал оборону берегов Таврического полуострова. В 1779 Суворов получил в командование малороссийскую дивизию, а в 1782 принял начальство над кубанским корпусом. В 1786 был произведен в генерал-аншефы и назначен начальником кременчугской дивизии. С началом 2-ой турецкой войны 1787 - 1791, Суворов был назначен начальником кинбурнского корпуса, на который возложена была оборона Черноморского побережья. В 1789, командуя дивизией в армии Репнина, разбил турок при Фокшанах и Рымнике, за что получил орден святого Георгия 1 степени и титул графа Рымникского, а от австрийского императора - титул графа Священной Римской империи. В декабре 1790 взял штурмом Измаил. Подвиг этот, вследствие последовавшего затем столкновения с Потемкиным, не дал Суворову фельдмаршальского жезла: он награжден был лишь званием подполковника лейб-гвардии Преображенского полка. В 1791 занялся составлением проекта укрепления финляндской границы, а в конце 1792 - на юго-западе России. В августе 1794 был вызван на театр польской инсурекционной войны, и за ряд одержанных им побед, завершившихся взятием Праги, был награжден чином генерал фельдмаршала. В 1796 назначен начальником военных сил в южной и юго-западной губерниях, где дал окончательную редакцию своему военному катехизису ("Наука побеждать", "Деятельное военное искусство"). После восшествия на престол императора Павла, подвергся опале за несогласие с нововведениями в русской армии: в феврале 1797 он был отставлен в отставку и сослан в его имение под присмотр полиции. Ссылка продолжалась около двух лет, пока, в феврале 1799, по настоятельным ходатайствам венского двора, не последовал высочайший рескрипт, которым Суворову поручалось начальство над австро-русской армией в войне с Францией. Эта война увенчала его новой славой. Император Павел пожаловал ему титул князя Италийского и звание генералиссимуса и приказал поставить ему памятник в Санкт-Петербурге. В течение своего долголетнего военного поприща Суворов ни разу побежден не был. Последняя война надломила силы престарелого полководца, возвратившегося в Санкт-Петербург совершенно больным (20 апреля 1800), где 6 мая скончался. Прах его покоится в Александро-Невской лавре. Семейная жизнь Суворова сложилась неудачно: в промежуток между турецкими кампаниями 1773 и 1774 он женился на княжне Прозоровской, но уже в 1784 окончательно разошелся с ней. К числу особенностей Суворова принадлежало еbr /p style=го чудачество, которое одни считали врожденным, другие - напускным. Если последнее мнение и верно, то в зрелом возрасте Суворова чудачество сделалось его второй природой. Он избегал изнеженности, даже комфорта, чуждался женщин, вел полубивуачную жизнь, спал на сене, носил даже в холода самую легкую одежду, не ходил, а бегал, не ездил, а скакал, постоянно обнаруживая самую кипучую деятельность.

__________

Источники информации:

• "Русский биографический словарь" rulex.ru
• Энциклопедический ресурс rubricon.com (Большая советская энциклопедия, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, Энциклопедический справочник "Санкт-Петербург", Энциклопедия "Москва", Энциклопедический словарь "История Отечества", Иллюстрированный энциклопедический словарь)
• Проект "Россия поздравляет!"

Хронология  и ссылки на упоминания Огинских в интернете

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

Александр I

Александр I [12 (23) декабря 1777, Петербург - 19 ноября (1 декабря) 1825, Таганрог], российский император (1801-1825), первенец великого князя Павла Петровича (позднее император Павел 1 и великой княгини Марии Федоровны.

Детство, образование. Сразу после рождения Александр был взят у родителей своей бабкой императрицей Екатериной II, которая намеревалась воспитать из него идеального государя, продолжателя своего дела. В воспитатели к Александру по рекомендации Д. Дидро был приглашен швейцарец Ф. Ц. Лагарп, республиканец по убеждениям. Великий князь рос с романтической верой в идеалы Просвещения, сочувствовал полякам, лишившимся государственности после разделов Польши, симпатизировал Великой французской революции и критически оценивал политическую систему российского самодержавия. Екатерина II заставила его прочитать французскую Декларацию прав человека и гражданина и сама растолковала ему ее смысл. Вместе с тем в последние годы царствования бабки Александр находил все больше несоответствий между декларируемыми ею идеалами и повседневной политической практикой. Свои чувства ему приходилось тщательно скрывать, что способствовало формированию в нем таких черт, как притворство и лукавство. Это отразилось и на взаимоотношениях с отцом во время посещения его резиденции в Гатчине, где царил дух военщины и жесткой дисциплины. Александру постоянно приходилось иметь как бы две маски: одну для бабки, другую для отца. В 1793 году его женили на принцессе Луизе Баденской (в православии Елизавета Алексеевна), которая пользовалась симпатией русского общества, но не была любима мужем.

Восшествие на престол. Считается, что незадолго до своей смерти Екатерина II предполагала завещать Александру престол в обход сына. По-видимому, внук был в курсе этих ее планов, но принять престол не согласился. После воцарения Павла положение Александра еще более осложнилось, ибо ему приходилось постоянно доказывать подозрительному императору свою лояльность. Отношение же Александра к политике отца носило резко критический характер. Именно эти настроения Александра способствовали его вовлечению в заговор против Павла, но на условиях, что заговорщики сохранят его отцу жизнь и будут добиваться лишь его отречения. Трагические события 11 марта 1801 года серьезно повлияли на душевное cостояние Александра: чувство вины за смерть отца он испытывал до конца своих дней.

Начало реформ. Александр I взошел на российский престол, намереваясь осуществить радикальную реформу политического строя России путем создания конституции, гарантировавшей всем подданным личную свободу и гражданские права. Он сознавал, что подобная "революция сверху" приведет фактически к ликвидации самодержавия и готов был в случае успеха удалиться от власти. Однако он также понимал, что нуждается в определенной социальной опоре, в единомышленниках. Ему необходимо было избавиться от давления как со стороны заговорщиков, свергнувших Павла, так и поддерживавших их "екатерининских стариков". Уже в первые дни после воцарения Александр объявил, что управлять Россией будет "по законам и по сердцу" Екатерины II. 5 апреля 1801 года был создан Непременный совет - законосовещательный орган при государе, получивший право опротестовывать действия и указы царя. В мае того же года Александр внес на рассмотрение совета проект указа о запрещении продажи крестьян без земли, но члены Совета дали понять императору, что принятие подобного указа вызовет брожение среди дворян и приведет к новому государственному перевороту. После этого Александр сосредоточил свои усилия на разработке реформы в кругу своих "молодых друзей" (В. П. Кочубей, А. А. Чарторыйский, А. С. Строганов, Н. Н. Новосильцев). Ко времени коронации Александра (сентябрь 1801 года) Непременным советом были подготовлены проект "Всемилостивейшей грамоты, Российскому народу жалуемой", содержавшей гарантии основных гражданских прав подданных (свобода слова, печати, совести, личная безопасность, гарантия частной собственности и т. д.), проект манифеста по крестьянскому вопросу (запрет продажи крестьян без земли, установление порядка выкупа крестьян у помещика) и проект реорганизации Сената. В ходе обсуждения проектов обнажились острые противоречия между членами Непременного совета, и в результате ни один из трех документов обнародован не был. Было лишь объявлено о прекращении раздачи государственных крестьян в частные руки. Дальнейшее рассмотрение крестьянского вопроса привело к появлению 20 февраля 1803 года указа о "свободных хлебопашцах", разрешавшего помещикам отпускать крестьян на волю и закреплять за ними землю в собственность, что впервые создавало категорию лично свободных крестьян. Параллельно Александр осуществлял административную реформу и реформу образования.

Второй этап реформ. В эти же годы сам Александр уже почувствовал вкус власти и стал находить преимущества в самодержавном правлении. Разочарование в ближайшем окружении заставило его искать опору в людях, лично ему преданных и не связанных с сановной аристократией. Он приближает к себе сначала А. А. Аракчеева, а позднее М. Б. Барклая де Толли, ставшего в 1810 году военным министром, и М. М. Сперанского, которому Александр поручил разработку нового проекта государственной реформы. Проект Сперанского предполагал фактическое преобразование России в конституционную монархию, где власть государя была бы ограничена двухпалатным законодательным органом парламентского типа. Реализация плана Сперанского началась в 1809 году, когда была отменена практика приравнивания придворных званий к гражданским и был введен образовательный ценз для гражданских чиновников. 1 января 1810 года был учрежден Государственный совет, заменивший Непременный. Предполагалось, что изначально широкие полномочия Государственного совета будут затем сужены после учреждения Государственной думы. В течение 1810-1811 годов в Государственном совете обсуждались предложенные Сперанским планы финансовой, министерской и сенатской реформ. Реализация первой из них привела к сокращению бюджетного дефицита, к лету 1811 года было завершено преобразование министерств. Между тем сам Александр испытывал сильнейшее давление придворного окружения, включая членов его семьи, стремившихся не допустить радикальных реформ. Определенное влияние на него, по-видимому, оказала и "Записка о древней и новой России" Н. М. Карамзина, которая дала, очевидно, повод императору усомниться в правильности избранного им пути. Немаловажное значение имел фактор и международного положения России: усиливавшееся напряжение в отношениях с Францией и необходимость подготовки к войне давали возможность оппозиции трактовать реформаторскую деятельность Сперанского как антигосударственную, а самого Сперанского объявить наполеоновским шпионом. Все это привело к тому, что склонный к компромиссам Александр, хотя и не веривший в вину Сперанского, в марте 1812 года отправил его в отставку.

Внешняя политика. Придя к власти, Александр попытался проводить свою внешнюю политику как бы с "чистого листа". Новое русское правительство стремилось создать в Европе систему коллективной безопасности, связав все ведущие державы между собой рядом договоров. Однако уже в 1803 году мир с Францией оказался для России невыгодным, в мае 1804 года российская сторона отозвала своего посла из Франции и стала готовиться к новой войне. Александр считал Наполеона символом попрания законности мирового порядка. Но российский император переоценил свои возможности, что и привело к катастрофе под Аустерлицем в ноябре 1805 года, причем присутствие императора в армии, его неумелые распоряжения имели самые пагубные последствия. Подписанный в июне 1806 года мирный трактат с Францией Александр отказался ратифицировать, и лишь поражение под Фридландом в мае 1807 года вынудило российского императора пойти на соглашение. При первом его свидании с Наполеоном в Тильзите в июне 1807 года Александру удалось проявить себя незаурядным дипломатом и, по мнению некоторых историков, фактически "обыграть" Наполеона. Между Россией и Францией был заключен союз и соглашение о разделе зон влияния. Как показало дальнейшее развитие событий, Тильзитское соглашение оказалось более выгодным именно России, позволив России скопить силы. Наполеон же искренне считал Россию своим единственным возможным союзником в Европе. В 1808 году стороны обсуждали планы совместного похода на Индию и раздела Оттоманской империи. На встрече с Александром в Эрфурте (сентябрь 1808 года) Наполеон признал право России на захваченную в ходе русско-шведской войны (1808-1809) Финляндию, а Россия - право Франции на Испанию. Однако уже в это время отношения между союзниками стали накаляться благодаря имперским интересам обеих сторон. Так, Россию не устраивало существование герцогства Варшавского, континентальная блокада наносила вред российской экономике, а на Балканах у каждой из двух стран были собственные далеко идущие планы. В 1810 году Александр отказал Наполеону, просившему руки его сестры великой княгини Анны Павловны (впоследствии королева Нидерландов), и подписал положение о нейтральной торговле, фактически сводившее на нет континентальную блокаду. Существует предположение, что Александр собирался нанести Наполеону упреждающий удар, но после того как Франция заключила союзные договора с Австрией и Пруссией, Россия стала готовиться к войне оборонительной. 12 июня 1812 года французские войска пересекли российскую границу. Началась Отечественная война 1812 года.

Отечественная война 1812 года. Вторжение наполеоновских армий в Россию (о котором он узнал, находясь в Вильно) было воспринято Александром не только как величайшая угроза России, но и как личное оскорбление, а сам Наполеон стал отныне для него смертельным личным врагом. Не желая повторять опыт Аустерлица и подчиняясь давлению своего окружения, Александр покинул армию и вернулся в Петербург. В течение всего времени, пока Барклай де Толли осуществлял отступательный маневр, вызывавший на него огонь резкой критики как общества, так и армии, Александр почти не проявлял своей солидарности с военачальником. После того как был оставлен Смоленск, император уступил всеобщим требованиям и назначил на этот пост М. И. Кутузова. С изгнанием наполеоновских войск из России Александр вернулся в армию и находился в ней во время заграничных походов 1813-1814 годов.

Священный союз. Победа над Наполеоном усилила авторитет Александра, он стал одним из могущественнейших правителей Европы, ощущавшим себя освободителем ее народов, на которого возложена особая, определенная Божьей волей миссия по предотвращению на континенте дальнейших войн и разорений. Спокойствие Европы он считал также и необходимым условием для реализации своих реформаторских замыслов в самой России. Для обеспечения этих условий было необходимо сохранить статус-кво, определенный решениями Венского конгресса (1815), по которым к России отошла территория Великого герцогства Варшавского, а во Франции восстановлена монархия, причем Александр настоял на учреждении в этой стране конституционно-монархического строя, что должно было послужить прецедентом для установления подобных режимов и в других странах. Российскому императору, в частности, удалось заручиться поддержкой союзниками его идеи о введении конституции в Польше. В качестве гаранта соблюдения решений Венского конгресса император инициировал создание Священного союза (14 сентября 1815 года) - прообраза международных организаций 20 века. Александр был убежден, что победой над Наполеоном он обязан промыслу Божьему, его религиозность постоянно усиливалась. Сильное влияние на него оказали баронесса Ю. Крюденер и архимандрит Фотий. По некоторым данным, его вера приобрела экуменистический характер, а сам он постепенно становился мистиком. Александр непосредственно участвовал в деятельности конгрессов Священного союза в Аахене (сентябрь-ноябрь 1818 года), Троппау и Лайбахе (октябрь-декабрь 1820 года - январь 1821 года), Вероне (октябрь-декабрь 1822 года). Однако усиление российского влияния в Европе вызывало противодействие союзников. В 1825 году Священный союз по существу распался.

Послевоенные реформы. Укрепив в результате победы над французами свой авторитет, Александр и во внутренней политике послевоенного времени предпринял очередную серию реформаторских попыток. Еще в 1809 году было создано Великое княжество Финляндское, ставшее по существу автономией с собственный сеймом, без согласия которого царь не мог менять законодательство и вводить новые налоги, и сенатом (правительством). В мае 1815 года Александр объявил о даровании конституции Царству Польскому, предусматривавшей создание двухпалатного сейма, системы местного самоуправления и свободу печати. В 1817-1818 годах ряд близких к императору людей (в т. ч. А. А. Аракчеев) занимались по его приказу разработкой проектов поэтапной ликвидации крепостного права в России. В 1818 году Александр дал задание Н. Н. Новосильцеву подготовить проект конституции для России. Проект "Государственной уставной грамоты Российской империи", предусматривавший федеративное устройство страны, был готов к концу 1820 года и одобрен императором, но его введение было отложено на неопределенный срок. Своему ближайшему окружению царь жаловался, что не имеет помощников и не может найти подходящих людей на губернаторские должности. Прежние идеалы все более казались Александру лишь бесплодными романтическими мечтами и иллюзиями, оторванными от реальной политической практики. Отрезвляющее воздействие оказало на Александра известие о восстании Семеновского полка (1820), воспринятое им как угроза революционного взрыва в России, для предотвращения которого необходимо было принять жесткие меры. Тем не менее мечты о реформах не покидали императора вплоть до 1822-1823 годов.

Усиление реакции. Одним из парадоксов внутренней политики Александра послевоенного времени стало то обстоятельство, что попытки обновления российского государства сопровождались установлением полицейского режима, позднее получившего название "аракчеевщины". Ее символом стали военные поселения, в которых сам Александр, впрочем, видел один из способов освобождения крестьян от личной зависимости, но которые вызывали ненависть в самых широких кругах общества. В 1817 году вместо Министерства просвещения было создано Министерство духовных дел и народного просвещения во главе с обер-прокурором Святейшего синода и главой Библейского общества А. Н. Голицыным. Под его руководством фактически был осуществлен разгром российских университетов, воцарилась жестокая цензура. В 1822 году Александр запретил деятельность в России масонских лож и иных тайных обществ и утвердил предложение Сената, разрешавшее помещикам за "дурные поступки" ссылать своих крестьян в Сибирь. Вместе с тем император был осведомлен о деятельности первых декабристских организаций, но не предпринял никаких мер против их членов, считая, что они разделяют заблуждения его молодости. В последние годы жизни Александр вновь нередко говорил своим близким о намерении отречься от престола и "удалиться от мира", что после его неожиданной смерти от брюшного тифа в Таганроге породило легенду о "старце Федоре Кузьмиче". Согласно этой легенде, в Таганроге умер и был затем похоронен не Александр, а его двойник, в то время как царь еще долго жил старцем-отшельником в Сибири и умер в 1864 году. Но никаких документальных подтверждений этой легенды не существует.

Б. Каменский

Биография Александра I

text-align: justify;p style=font-family: arial,helvetica,sans-serif;strong_blankfont-family: arial,helvetica,sans-serif;